[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]

  • Страница 1 из 1
  • 1
Dreamtown » Беседка » Творчество » Иггва (типа повесть о летунах)
Иггва
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:13 | Сообщение # 1
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
И Г Г В А


В одно обыкновенное утро мы с турийа объезжали намеченные на сегодня к осмотру поля. Опытный участок, о котором пойдет речь, был одним из самых отдаленных.
Добравшись до места, я затормозил, затем выпрыгнул из повозки и присвистнул от удивления. В нескольких метрах от дороги посреди цветущего поля был сделан надрез, и зияла здоровенная яма, будто только что вырытая гигантским кротом. Похоже на котлован, но кто мог дать разрешение на строительство в подобном месте? И почему не оставила никаких следов работавшая здесь техника?
Как главный оптимизатор при управлении Института растениеводства, я имел право вызвать для срочной консультации свободных на данный момент специалистов, чем и воспользовался. Скоро съехалась вся наша команда. Топча колосья пшеницы, я повел их к краю ямы.
- Ну, показывай, что у тебя случилось, Йожик.
- Осторожно, не шлепнись в яму, Брил. Зачем, по-твоему, ее здесь выкопали?
- Какую яму, Йожик? О чем ты?
- Вот полетишь и сразу перестанешь спрашивать. – Я дернул Брила, балансировавшего на самом краю, назад, к себе.
- Эй, полегче! – Брил нервно поправил на себе рубашку и отошел. – Ты точно подвинутый, Йожик!
Я лишь пожал плечами. Ладно. Сделал добро – спусти воду. Нашел взглядом Габи, нашего мастера-прогнозиста. Он шел навстречу, жестикулируя, окруженный снэйпами, затем вдруг повернулся, сделал несколько быстрых шагов в сторону ямы и исчез. Я подбежал. Но в яме абсолютно никого не было. Котлован просматривался весь, впрочем, не такой уж он большой.
Следующие несколько минут были исполнены высокого абсурда. Я бегал по полю, хватал снэйпов за руки и за пуговицы, донимая одним и тем же вопросом: видели ли они, как упал Габи? Нет, отвечали они, Габи еще не приехал, ты, Йожик, не тупи, ты что, вызвал нас сюда, чтобы устроить скандал, никакого Габи здесь не было, и никакой ямы, тебе приглючилось, не надо с ним вообще говорить, сейчас Габи сам разберется, Перец, а ты возьми нетер и позвони, чего мы стоим выслушиваем этот бред...Габи нет... Абонент недоступен... Абонент недоступен.
Я был в бешенстве. Тем не менее, протоптал вокруг ямы тропинку, кротко попросил коллег не переступать этой границы, и лишь затем уехал прочь. Сначала хотел заехать в офис, написать докладную по поводу ямы. Потом решил, что достаточно будет звонка. По пути в город с облегчением свернул в сторону озера у платановой рощи.
Над пиками стрелолиста мерцали, как драгоценности, стрекозы, прозрачная вода трепетала и пахла рыбой. В каком-то смысле места у нас и впрямь очаровательные. Я искупался, потом лениво лежал на животе и смотрел, как всплывают и лопаются с легким звоном маленькие воуки, забавные озерные существа. Впрочем, их шутки кажутся многим дурацкими и даже злыми, особенно, если кончаются повреждением снэйпов. Но я лажу с водяным народом. Правда, когда мой старый турийа на водопое нечаянно проглотил одного из них, и его разорвало на мелкие клочки, мне тоже не было весело.
Сейчас животное лениво смотрело на мошкару, снующую между его мордой и поверхностью озера. А может, малыш рассматривал свое отражение, такое зыбкое в волнующейся воде. Вода сморщилась и заревела, турийа издал ответный рев. Я рванул его за уздечку. Опять шуточки воуков. Турийа мотнул головой – и я отлетел прочь, взрыхлив песок. Мой воинственный зверь раздулся от ярости и ступил в воду. Вода забурлила, оглашаясь дикими воплями. Я постоял, потирая ушибленное колено, потом уселся в тени деревьев, ожидая исхода битвы. Малыш всегда приносит добычу с поля боя. Вот и теперь: в холку его вцепилось маленькое зеленое существо размером с белку.
- Кто это? – подозрительно нахмурился я.
Турийа лишь помахивал удовлетворенно хвостом. Я прыгнул в повозку, и мы затрусили дальше. Нужно было сделать кое-какие покупки, прежде чем заворачивать домой. Я решил, что возвращаться на поле не стоит: там наверняка уже работает полиция.
- Ну и как тебе это нравится? – поинтересовался Турийа.
Но тягловые животные не разговаривают, спохватился я. Любопытство проявило пушистое зеленое существо, подарок озера. Оно глядело на меня, оскалив мелкие зубки.
- Да так, ничего, - дипломатично ответил я.
- Ты знаешь, о чем тебя спрашивают? – добавило оно.
- Не глухой.
- Не глухой, но тупой, - оно противно захихикало.
Я решил игнорировать оскорбления, пока не узнаю из справочника, что это за тварь и как с ней обращаться. Была еще одна причина: навстречу нам ехал снэйп. Если услышит, как я переругиваюсь сам с собой, моя репутация окончательно рухнет. Правда, Йожика и так считают чокнутым. Взять хотя бы сегодняшнюю историю с ямой. Никогда не знаешь наверняка, видят ли остальные то же, что ты.
Я подождал, пока повозка со снэйпом удалится, и хворостиной попытался дотянуться до зеленой штучки на холке турийа. Как только я его ткнул острым концом палки в бок, существо пронзительно, на высокой ноте, заверещало. Я заткнул уши и сложился пополам на сиденье. Повозка, дернувшись, встала, над головой тут же навис дорожный патруль. Я безропотно заплатил штраф за нарушение дорожных правил и поехал дальше с головной болью.
Наконец я дома. Но едва успел сбросить башмаки и заглянуть в холодильник, как раздался звонок в дверь. Я чертыхнулся: у порога торчал Перец с какой-то девицей.
- Послушай, Йожик, ты ведь знал, с этим полем что-то неладное. Это было предчувствие? – с ходу начал Перец, протискиваясь мимо меня в комнату.

- Здесь как в тропической оранжерее, - заметила гостья, пробираясь сквозь заросли леонтики.
- Он вообще оригинал, наш Йожик, - тоном собственника отозвался Перец, развалившись на моем диване.
- Так что там с Габи? – спросил я, смирившись с вторжением.
- Исчез, так и не объявившись нигде.
- Он упал в яму.
- Йожик, поле абсолютно ровное! Проверено ука-приборами. Или ты используешь слово «яма» как метафору? Тогда будь добр, объяснись.
- Интересно даже не то, что приборы ничего не регистрируют. Почему никто из вас не видел Габи, когда он шел к яме? И зачем он туда шел?
- Это место обладает свойством притягивать сознание? – предположила гостья.
- Познакомься, Йолия – известный медиум, - важно указал на нее Перец. Про тебя она все знает. Мы тут подумали, вам следует объединить усилия, чтобы распутать это дело.
- Распутать до какой степени? – спросил я.
- Пока не обнаружится факт, то есть труп.
- Я считаю, мастер жив! – протестующе подняла руку медиум.
- А ты? – повернулся ко мне Перец.
Не помню, что я ответил, но он вдруг побагровел и закричал:
- Ты свои издевочки брось! Или будешь говорить не со мной, а с полицией!
Его голос, все более тонкий и искаженный, продолжал выкрикивать: «не со мной, а с полицией, не со мной...»
Вдруг ойкнула и схватилась за виски Йолия:
- Зачем так громко? – протянула жалобно.
Несколько минут мы с Перецом переругивались, призывая друг друга к молчанию. Пока я не заметил зеленое существо, что подпрыгивало при каждой реплике у него на шее. Кажется, оно получало удовольствие от участия в беседе.
Я так и не успел заглянуть в справочник. Проследив взгляд Йолии, сообразил, что она его тоже видит. Лишь Перец ничего не замечал.
- Вот так с тобой, Йожик, всегда. Балаган, чертовщина, бардак! Тьфу, как мне надоело! – он с отвращением плюнул на мой ковер.
Я твердо решил ничего Перецу не говорить. Мы обсудили план наших с Йолией гипотетических исследований подпороговых энергетических воздействий в районе означенного поля. Я мерно кивал на эту чушь, в которой не было места зеленым призрачным тварям вроде той, что прижималась к горлу собеседника.
Наконец он ушел. Мы глядели друг на друга в растерянности. Что я знал о Йолии, о мире, который она воспринимает? В какой степени ее реальность согласуется с моей?
- В комнате много зеленого и оранжевого, - без тени смущения отметила она. – Тебя это радует?
Я покосился на стены.
- Да, поднимает тонус. Йолия, ты не заметила ничего странного на шее у Переца?
- Зеленого брукешу? Заметила, конечно.
- Что ты знаешь о брукешах?
Она рассмеялась:
- Я только что придумала это слово. А знаю ровно столько, сколько положено знать нормальному снэйпу, Йожик.
Я проглотил пару колкостей, которые собирался ей сказать. Какой смысл ссориться? Следуя инструкции Переца, мы отправились на поле, держась того маршрута, по которому, предположительно, проезжал мастер.
- Что он был за шишка, этот Габи? – вяло спросила Йолия.
Мы изнывали от жары. Над нами вились мухи. Я посмотрел на нее с отвращением:
- Тебя представили как медиума. Так какого черта меня спрашивать? Если он мертв, позови его дух и спроси, что стряслось.
- Я не медиум, а медимум. У тебя хромает звукоразличение, дружок. Наверно, в детстве пришлось много раз ходить на занятия к логопеду. Что ты уставился? Медимум – значит средний. Идеально средний снэйп. Чтобы уравновесить тебя, урода.
Мы уже вышли на поле. Мне вдруг сильно захотелось столкнуть медиума в яму. Но она осторожно отступила назад от скользкого края.
- Ты видишь ее! Ты, лживая сучка, видишь яму, которую не видят они с их приборами!
- Оставь меня в покое, пугало. – Она сделала еще шаг прочь.
Тут я рассвирепел. Схватил ее за руку, резко дернул, и поддал ногой под зад. Ойкнув, она полетела вниз.
«Ну вот, теперь не отмазаться», - мрачно подумал. Мысленно представил крепкий моток веревки, бросил конец вниз и крикнул Йолии:
- Держись, я тебя вытяну!
Веревка в моих руках начала тлеть. Я отвлекся, воображая воду, которая погасит огонь. Тем временем веревка исчезла, в руках осталось дребезжать ведро. Земля под ногами угрожающе прогнулась. Края ямы поползли ко мне.
- Йолия!
Я услышал ее смех. Резко обернулся. Она стояла у меня за спиной.
- Ты выбралась? Как?! Ты морочишь мне голову!
- А может, мастера тоже ты столкнул в яму, любитель острых ощущений? – обличающим тоном протянула.
- Ты видела Габи в яме? – Реальное положение дел не сразу дошло до меня, а когда дошло, я подумал, эта женщина опаснее любой зеленой твари.
- Не так-то он прост, наш Йожик, - задумчиво качнула головой она. Тяжелые пряди волос зазмеились по плечам.
- Я вызываю дух мастера Габи! – она произнесла это тоном утомленного оператора международной связи.
- Это смешно. Ты ведь сама заявила...
- Замолчи, - властно оборвала, пропела несколько фраз на языке древних, затем легла на землю и закрыла глаза.
Йолия не двигалась так долго, что я задремал тоже. Мне показалось, я стоял на краю. На краю всего, как если бы нашел себя на самом кончике нити в причудливом узоре. Этот узор был целым миром. И вдруг ощутил соскальзывание с узора вниз, в пустоту, в темноту земли.
Превозмогая тошноту, сел. Это место и впрямь действует, как магнит. Йолия, кажется, крепко спала. Я походил вокруг ямы. Она оказалась неожиданно глубокой. Внизу на дне горели густые оранжевые факелы. Смутно угадывался вход в подземелье.
Я бесцеремонно похлопал Йолию по щекам:
- Вставай, сгоришь на солнце.
Она открыла глаза. Взгляд был насмешливым и злым. Я вдруг ощутил себя маленьким и уязвимым.
- Ты похожа на мою мать, - пробормотал изумленно. – Преследующая, ненавидящая, лживая.
- Такие уж мы, женщины. Или, вернее, таковы свойства двери, через которую снэйп входит в мир.
(Надо сказать, в нашей культуре сложились довольно странные отношения между родителями и их детьми, но в этом отдаешь себе отчет, лишь припомнив, какими они могли быть при других условиях).
- Ты говорила с Габи?
- Его нет. Он ушел через подземный ход в иную реальность.
- Оставь эту болтовню. Реальность одна, отличаются лишь те, кто ее воспринимает. Кстати, как тебе удалось выпрыгнуть из ямы? Этот невероятный способ мог бы пригодиться и другим.
- Йожик, мы говорим не о том, - отмахнулась она. Этот пролом, эта скважина, она ведь появилась здесь неспроста. Тебе не кажется, что главное – сама яма, а не мастер в ней?
- Место следует огородить и выставить охрану.
- Возможно, - равнодушно отозвалась она. - Йожик, я не собираюсь оставаться здесь ни минутой больше. Пока!

 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:21 | Сообщение # 2
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
Она исчезла, уехала, остановив первую же коробку на колесах. Одна из успешных матерей. Как я сразу не догадался? Та, что осталась невредимой, пройдя через Врата. И оставила их навсегда запертыми для случайного гостя. Говоря простым языком, она отказалась создавать новую клетку общества, выпускать в небо плети побегов, и у нее свободен ум, чтобы поискать настоящего противника. Оставляя в воздухе горячую пыль, я поплелся назад, в город.
Вечером из «Справочника элементалей» Венсона узнал вот что: «Брукеша – существо класса водно-воздушных; способ питания обыкновенный; отличается развитым интеллектом и агрессивным поведением. Используется как посредник». Я поймал Йолию на очередной лжи. Она знала, что брукеша представляет опасность. И ни словом не предупредила Переца.
После случившегося поле было объявлено закрытой территорией и фигурировало отныне как Зона Прим. Все агротехнические работы здесь были приостановлены на неопределенный срок.
Был удачный момент, чтобы взять отпуск и уехать, наконец, к морю. Устроился я в маленьком пансионате на побережье Клив-Лайта у желтых скал. Кредиток было достаточно, я мог долгими днями бродить по пляжу мимо белокрылых чаек и ни о чем серьезном не думать. Дно в этом месте усеяно острыми камнями, вот почему моими соседями были лишь немногие отдыхающие. Но и их я пугал правдоподобными историями про обилие ядовитых медуз и морских змей.
Идиллии пришел конец, когда из волн выпрыгнул зеленый брукеша и уселся с другой стороны разложенного мной на берегу костра. Я подбросил в огонь целую охапку выбеленных солнцем песчаных колючек. Пламя полыхнуло, как будто щелкнули чудовищные челюсти. Глаза брукеши сверкнули, но он не двинулся с места. Несмотря на сумерки, море светилось, как огромный топаз.
Я раздумывал, что предпринять, если брукеша набросится. Но он был неподвижен как изваяние и не издавал ни звука.
Я клевал носом, глядя на костер, и не заметил, как мое тело вытянулось вдоль плоскости, будто простой лист бумаги. Я ощутил, как растекаюсь вправо и влево все дальше от своей оси, на которую насажен, вокруг которой вращаюсь, как мясо на шампуре, или, скорее, как дым и пар, распространяющийся прочь от пятна огня. И я был тем великаном, что поворачивал шампур и ворошил обугленным прутиком угли костра. На миг я увидел темный, заслонивший созвездья профиль, почти узнал его и вскрикнул, потом вдруг очнулся, сотрясаемый ознобом. Костер погас. Брукеша отвел блестящие глаза. Одно неуловимое движение – и он исчез в тени скал. Я полез в воду, чтобы согреться и избавиться от дурноты. Луна закачалась и разбилась на блестящие осколки.
Я здесь достаточно долго, чтобы догадаться, что всю жизнь, с самого начала, неисправимо одинок. Притворяюсь послушным, никчемным, пушистым, как все. Но сегодня вдруг понял, что задохнусь, если не стяну с себя маску. Эта жизнь фальшива, даже если я не помню ничего о другой, настоящей.
Я не заметил, как далеко заплыл, как далеко зашел в отрицании простых и скользких святынь. Пожалуй, поздно поворачивать обратно. Мне показалось, внизу мигнули приветно желтые огоньки, там ждал меня дом, и сад, и существа, подобные мне, но вовсе не снэйпы. Я нырнул. Рука коснулась пучка жестких водорослей. И мир исчез. Помню, как отдирал с кровью маску от кожи, прежде чем в глазницы хлынула вода.
Я очнулся на берегу, обессиленный. Что-то скакнуло мимо лица прочь. Я не шевелился, пытаясь собрать картинку из рвущихся воспоминаний. Там, на дне, вода была пузыристая, пористая, как шоколад. И я растекся в ней, словно капля чернил или кубик сахара в чае. Что же помогло мне собраться вновь в первоначальном виде? Опыт был странным и захватывающим.
Я сосредоточился, выстраивая в ряд все, что произошло в последнее время. Сначала яма, которую не видит никто, затем брукеша, и первый в моей жизни вИдящий снэйп – Йолия. Все вместе было посланием, но вместо того, чтобы попытаться понять его, я сбежал. Словно верил, что побег возможен. Брукеша – лишь посредник, игла, которая прокалывает два слоя реальности, соединяя их. Много лет прошло с тех пор, как я в последний раз попытался улизнуть из этого мира. С тех пор стал умнее, уравновешеннее. Или просто отупел и привык к этому телу, этому небу и нехитрому своду правил? Стоило увидеть лишь краешек реальности, даже меньше – смутный образ, намек на метафору – и мне захотелось, как прежде, смерти?.. И вот, я говорю с собой, как с нерадивым учеником, как будто нас двое. Или в меня, как паук, вплелся тот, перед которым я должен оправдываться снова и снова? Тот, кого получает каждый снэйп, как прививку, в раннем детстве? Но его нет, я успел его прикончить, и с тех пор всегда один.
Тогда я замолчал, и хранил безмолвие, пока внутри не стало пустынно, как на побережье. Заморосил мелкий дождь, стирая грань между берегом и морем. Я долго плавал, потом зашлепал, мокрый, по мокрому песку навстречу огням пансионата «Лагуна», где меня ждал горячий ужин.
Наутро позвонил Крюба, шеф нашего отдела. Меня перебросили в штат управления декоративного садоводства. Я понял, что уже скучаю по работе. С удовольствием оглядел свое худое загорелое тело в зеркале и принялся собирать вещи.
Как-то, вызванный на совещание в головной офис Института, я столкнулся нос к носу со своим старым университетским приятелем Тейри Вердом. Он работал ведущим специалистом в отделе прецизионной техники. Из офиса мы вышли вместе.
- Вот уж не думал, что свяжешь свою жизнь с психоботаникой, Йожик. Ты ведь был помешан на химических опытах. Помнишь, как чуть не взорвал лабораторию и нас всех вместе с доцентом? А как пытался зародить жизнь в пробирке с реактивами, облучая ее своей могучей мыслью?.. Впрочем, это на тебя похоже – ты всегда старался быть особенным, не таким, как все.
- Скорее, наоборот, - заметил я.
- Интересно, как тебе удается настроиться на этих безмолвных, неподвижных деревянных монстров?
- В одной фразе столько примитивных предрассудков. Не узнаю тебя, Тейри. Разве не ты носился с идеей универсального переводчика?
- Я был тогда наивным розовым поросенком... Кстати, настраивать аппаратуру для работы с животными мне нравится больше. Но ты не ответил на вопрос.
- Безмолвие, о котором ты сам сказал, - вот главный ключ. Я прекращаю всякую возню внутри себя, и тогда что-то малейшее окликается на неслышный голос растений. Это не звуки и не картинки. Скорее, глоттеры, пучки восприятий и тугих смыслов, из которых я могу понять и перевести лишь немногое, самое простое... А спрашивают с меня еще меньше: анализ актуальных физиологических потребностей, удовлетворение которых должно оптимизировать состояние данного массива растений. Во всяком случае, так было со злаками. У деревьев чувство индивидуальности более развито.
Мы перебирали имена однокурсников, погружаясь постепенно в сладкую иллюзию возвращения первозданной свежести и чистоты, и благоухающей юности. Я подыгрывал Тейри, или он подыгрывал мне?..
- Алев, - вдруг вспомнилось, - ты знаешь о ней что-нибудь?
Умная светленькая девчушка, она мне сильно нравилась, но я парил в облаках и воображал себя образцом отрешенности. Так и остался ни с чем.
- Ничего не слышал, - отмахнулся Тейри. – А помнишь семинар старика Паны? Какой фейерверк! Как громил нас Пана!
В памяти разом вспыхнули воспоминания: полумрак аудитории, драматический шепот профессора, послушные его голосу фантомы, проплывающие под потолком, и мы, испуганные подростки, соприкоснувшиеся с похожим на волшебство искусством... На лекциях Паны всегда будто сквозил фиолетовый ветер. Да, он умел выбивать стул из-под задницы здравого смысла.
- Тейри, а ведь Пана учил нас безмолвию, помимо всего прочего. Я осознал это лишь сейчас.
- Вообще-то предмет его назывался «Прикладная психокреатика». Но я особо не парился, психология у нас, электронщиков, шла факультативом и никакого отношения к моей специальности не имела.
Группа Тейри разрабатывала сверхчувствительные датчики для измерения волновых параметров той самой Зоны Прим, или ямы, у которой, как оказалось, есть двойники в северных областях страны.
Я приходил домой вымотанный. Беседовать с деревьями оказалось чертовски трудно. Наяву и во сне, чуть ослабишь внимание – внутри сознания вырастали темные теневые лабиринты, и мой череп ощущал, как повязку компресса, чей-то холодный и неотступный взгляд.
- Похоже на то, как если бы ты получил пакет с файлами, которые не распаковываются и не конвертируются твоей примитивной операционной системой, - переводил я на язык Тейри свои результаты. – Ничего подобного не было раньше.
- Есть теория, согласно которой деревья – лишь проекции в наш мир неких существ другого плана, - авторитетно заявил Тейри. – С этой позиции твои проблемы очень даже объяснимы.
- Но, Тейри, то же самое можно сказать относительно любого существа на планете. К примеру, снэйп. Его проекция из мяса и костей, склеенных инстинктами, вовсе не похожа на то, что включает в себя мало-мальски развитая личность. Любая этическая система имеет в основе допущение, что социальный снэйп – лишь проекция идеального снэйпа, и у этих двух разная грамматика языка.
Последние дни Тейри, как и я, выглядел измученным. Смешно, но, кроме проблем с Зоной, его доставала Йолия, которая входила в группу сензитивов, подключенных к исследованиям. Добродушие Тейри испарялось, как только разговор заходил об этой женщине. Я лишь посмеивался и был рад, что дешево отделался и больше не имею к Зоне никакого отношения.
Не знаю, какими путями Тейри разузнал, что Йолия входит в клан сингов, или Отвязанных. Совершенные и самореализованные, оставившие позади все привязанности, - так, во всяком случае, позиционировала свой идеал верхушка Ордена. Подобных групп, кроме сингов, в стране насчитывалось немало. Психологи предполагали, что принадлежность к группе компенсирует потерявшие для современного снэйпа значимость родовые и социальные связи. Я подшучивал над параноидальной подозрительностью Тейри, считая, что у сингов не может быть никаких темных сверхзадач, противоречащих общему течению жизни.
- Йожик, а знаешь, что я думаю о тебе? Ты тоже из Отвязанных, но не так глуп, как Йолия, чтобы это афишировать, - вспыхнув, заявил однажды Тейри.
Эта атака не была неожиданной. За свою жизнь я привык к косым взглядам и шепоту за спиной.
- Если Йожик не женат и не ездит по выходным к родственникам, это еще не значит, что он свалился с Луны, - тем не менее, запротестовал я. – К тому же, у меня есть мать.
- От которой ты периодически скрываешься, - язвительно заметил Тейри.
- Естественно.
- Не так уж это естественно. В конце концов, мы все друг другу родня. А ты стоишь на обочине и смотришь. Рассеянно, угрюмо или весело. Тебе все по барабану. И нет дела ни до кого. Если ты рубишь, о чем шелестят растения, видишь то, что не регистрируют приборы, то лишь потому, что ты вне игры. А разве не в этом идеал синга?
- Тейри, нас обоих учил Пана. Если бы ты помнил его уроки, ты бы не рассуждал, как обыватель. Любое общение, даже вербальное – лишь акт энергообмена. Ты гуляешь по лесу, дышишь, шуршишь листьями и чувствуешь, как в тебя вливаются новые силы. На деле, в эти минуты в тебя входят, с каждым глотком воздуха, глоттеры смыслов. А когда ты наполнен собой, как петух, ты непроницаем, и смысл стекает с башки, будто дождь по водостоку.
- Оставь в покое мою башку. Вернемся к сингам. От них идет плотный агрессивный поток. Даже я, технарь, это ощущаю. Мне бы не хотелось потерять друга, Йожик.
- Боишься, что стакнусь с Йолией и сверну тебе шею?
Он нервно засмеялся. Я тоже. Но в каждой шутке есть доля шутки, и какая-то трещина между нами осталась.
Он собирался уходить и стоял в проеме двери, его светлые голубоватые волосы обрамляла ночь. Я любовался своим другом. Его облик так гармонично вписывался в этот мир с облаками, холмами и озерами. Тейри стоял как бы на берегу струящегося золотого потока. И этот поток нас разделял.
Пятого числа месяца фейр над Зоной Прим поднялась черная пелена, похожая на гигантский гвоздь с торчащей шляпкой. Несколько дней спустя то же самое повторилось над остальными ямами, их насчитывалось уже семь. Туманный столб не менялся под воздействием ветра, дождя и артиллерийских снарядов. После крушения пассажирского самолета, чей курс пролегал над ямой, воздушному транспорту было запрещено приближаться к Зоне Прим. В местах возникновения остальных столбов тоже были жертвы. Об этом непрерывно верещали по всем информационным каналам, и я все чаще уезжал один за город, где можно было услышать лишь бормотание турийа, шепот трав да редкие крики птиц.
Приближался день Солнцеворота. Этот праздник принято отмечать в наших краях с особым размахом. В течение нескольких дней на рынок выбрасывается и скупается огромное количество горячительных напитков, пищи и петард. Даже я не смог уклониться от корпоративной вечеринки в шумном кафе.
- Вижу, ты не пьешь, - после нескольких рюмок повернулся наш шеф Крюба ко мне. – Я тоже не любитель застолий. Но праздники нас сплачивают. На какое-то время мы, снэйпы, обретаем единство перед лицом...- он замолчал и, казалось, задумался.
- Грозящей опасности? – подсказал я.
- Да. Перед лицом символической опасности, которая когда-то, в младенческие времена, была абсолютно реальной и требовала героизма.
- Пережить утреннее похмелье – тоже определенного рода героизм, – улыбнулся я.
- Это прекрасно: то, что мы не жертвуем древнему врагу ничем, кроме головной боли.
- Разве у снэйпов есть враги? – поднял брови Тейри.
Я промолчал, ожидая, что скажет Крюба. Что касается Тейри, то он не мог не знать о религиозных концепциях, циркулирующих в некоторых кругах. Возможно, подозрительный Тейри ждал, что я, как якобы тайный сторонник сингов, выскажу большую осведомленность. Я лишь усмехнулся.
- Древние боги, - начал Крюба и поежился, - они привыкли к тому, что мы дарим им кровь. Солнцеворот – изначально этот праздник предназначался для богов. Маленькое кровопускание, жест признательности и любви. Специфическая энергия, которую жизнь отдает не-жизни. Но века гуманизма сделали свое дело. Теперь мы приносим в жертву не детей, но пищу, и пожираем ее сами. Мы приносим в жертву вино, похожее на кровь, и выпиваем его! – он залпом опрокинул свою рюмку. – А боги пристально смотрят... – Крюба огляделся с таким испуганным видом, что мне с трудом удалось спрятать улыбку.
- Никакая, даже самая мрачная, фантазия не испортит мне аппетит, - заявил Тейри и сосредоточился на крабовом салате.
Почему я так подробно запомнил эту дурацкую вечеринку? Потому что наутро выяснилась страшная вещь: за несколько часов наш городок наполовину опустел. Жители ближних к Столбу усадеб, старые и молодые, в меру и не в меру пьяные, среди ночи вышли из домов и зашагали в сторону ямы. Им сильно захотелось прикоснуться к Столбу, который был уже и не столб, а сияющее пламя, или лестница в небо, или лучистое лицо ангела... Теперь уже никто не узнает, что это значило для каждого отдельного снэйпа. Их всех тянуло к Столбу как к магниту – это выяснилось из рассказов немногих, кто не дошел, потому что уснул. Эффект был ограничен радиусом в несколько километров, и прекратился с наступлением утра.
Не зря мне с детства ненавистны праздники. Я и Йолия, как сензитивы, а Тейри – весь увешанный датчиками, отправились в Зону Прим. Черная колонна над ямой, дымная, уходящая вверх как флагшток, казалось мне, стала бледнеть.
- Ты думаешь, снэйпы ушли туда, вниз? – спросила Йолия, пока Тейри подключал свои приборы.
- Здесь их нет. Яма - лишь портал. Как любой алтарь, предназначенный для связи через живую субстанцию.
- «Что жизнь? Лишь спичка.
Чиркни о жертвенный камень,
И вспыхнет свет», - процитировал я любимого поэта.
- «Когда я рисую реальность,
Они говорят: ты злой,
Ты ненавидишь жизнь», - тут же подхватила Йолия.
- Эй, стихотворцы, - позвал Тейри, - судя по всему, внизу есть кто-то живой.
Йолия вопросительно взглянула на меня. Я качнул головой. В яме не было ничего живого, я знал. С другой стороны, электронные приборы не могут ошибаться, в отличие от снэйпов. Это был серьезный аргумент.
Когда выяснилось, сколько всего снэйпов погибло у семи Столбов, общественное мнение страны качнулось от испуга к негодованию. Чаще всего ямы предлагалось бомбить. В отдельных случаях внутрь выстреливались кубометры грунта и скальных пород. В ямы заливалась вода, дезинфицирующий раствор и всевозможные красители в качестве средства для проявки невидимых злонамеренных существ. Предложив экспедицию вглубь ямы, мы с Тейри лишь попытались выбрать меньшее из зол. Кандидатура Йолии была отвергнута из-за ее причастности к сингам, которые, как считали онтологи-аналитики, с помощью некоторых своих ритуалов могли вызвать отсутствующие в материалистической концепции мира силы. Это подозрение подкреплялось упорством, с каким руководители Ордена избегали встреч с представителями прессы.
 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:22 | Сообщение # 3
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
Почему вызвался Тейри? Формально он был лучшим специалистом по микротехнике, которой должны были нашпиговать нашу одежду. А в действительности... Не знаю. Тейри панически боялся всего, что могло разрушить его разумную, хорошо отлаженную жизнь. Так, бывает, решаются на самоубийство из страха перед смертью. Собственно говоря, нас готовили как дорогостоящую жертву женственному принципу, который олицетворяла яма. Потому-то нас и было только двое.
К поясу каждого был прикреплен конец троса, намотанного на лебедку. Предполагалось, что таким же путем нас вытянут обратно. Помимо прочего груза, мы волокли с собой аптечку скорой помощи: датчики приборов тупо показывали, что внизу есть снэйпы.
Тейри не видел ямы и, наверно, струхнул, когда его нога, не чувствуя опоры, провалилась сквозь видимость цветущего пшеничного поля. Спуск в темноту был коротким. Через несколько минут мои подошвы уперлись в сырой липкий грунт.
- Почему сверху не падает свет? – Тейри задрал голову. Вверху царила такая же, как внизу, тьма, по которой металось пятно света от фонарика.
- Эгей! – Тейри сложил рупором ладони.
- Перестань, - поморщился я. – Здесь такая акустика, уши закладывает. Видимо, что-то заставляет солнечные лучи обтекать яму.
С лампами, закрепленными на касках, и оружием наготове, мы начали обходить котлован по периметру. Под ногами, кроме глины и обломков песчанника, ничего не было. Вдруг мне послышался шорох. Как единорог, я повернул голову в венце лучей от фонаря в сторону источника. Я успел заметить лишь быструю тень. Что-то меня толкнуло, и тут шею обожгло огнем. От удара я упал.
- Йожик, что случилось? – донесся встревоженный возглас Тейри, потом его же сдавленный крик. Но я уже не мог вмешаться, я падал вниз, сквозь щебень, сквозь песок и грунтовые воды, и чувствовал, как горячая кровь от раны растекается по спине.
В какой-то момент я, очевидно, потерял сознание. Очнулся голенький, на подстилке из трухи, похожей на смесь мелкой соломы и опилок. Над головой нависали полукруглые сырые стены. Собственно, это была каменная каморка, маленькая и тускло освещенная, хотя источника света не было видно. Самое неприятное, я не мог подняться, ни даже повернуться. Ноги в щиколотках, руки в запястьях и даже шея – все было жестко схвачено металлическими кольцами.
Мелькнула мысль, что я в специальном отделении медицинского центра. Возможно, моя кожа обожжена, а кости сломаны. На меня напала какая-то подземная тварь. Видимо, Тейри подал сигнал, и нас вытащили.
Я облегченно вздохнул, решив, что, в целом, разобрался в ситуации. Но тут из стены вышла она... Так выглядели нарисованные в книжке гарпии... высокая, цвета золотистой охры, с острым профилем и острыми кончиками крыльев. Она присела на корточки рядом со мной. Пальцем, вернее, когтем, провела легонько по коже живота. Выступила кровь. Я напрягся. Мое тело боялось ее. Гарпия засмеялась. Снова протянула руку, острым, как бритва когтем провела борозду от грудной клетки до паха. Я не смог удержаться от крика. Струйки крови защекотали живот. И тогда она, с каким-то молитвенным и нежным выражением, наклонилась и стала лакать из раны! Я дергался, прибитый к каменному полу, звал на помощь, плевался и матерился, но она увлеченно пила кровь, иногда кусая кожу острыми зубками.
Был самый неподходящий момент для эрекции. Но мой член встал. Гарпия заметила это. Засмеялась, уселась сверху, и заскользила вверх-вниз, запрокинув перемазанное в моей крови лицо, смертельно прекрасная.
Волна уже подняла меня, и дело шло к развязке, когда она впилась мне в рот. Это был не поцелуй. В мое горло вонзился клинок, узкий и острый. Я замычал, извиваясь, пытаясь ее сбросить. Что-то, горячее, как раскаленное олово, двигалось вниз, разрывая мне внутренности. Я отчаянно рванулся, левая рука внезапно освободилась, и я обрушил удар на голову гарпии. Она испустила крик вроде птичьего, подняла лицо – изо рта высовывалось и подрагивало что-то вроде длинного блестящего хобота; захлопали перепончатые крылья – но я уже был без памяти.
Я застонал, приподнял голову – и тут же уронил ее снова. Кошмар продолжался. У меня была свободна одна левая рука. Я поднял ее к лицу, чтобы рассмотреть кольцо. Мне повезло: оно крепилось к опоре неким подобием шурупов. Мучительно долго, срывая ногти, я раскручивал кольцо на шее. Я не надеялся убежать, но не хотел валяться, как бревно, когда снова явится эта тварь.
Гарпия не заставила себя долго ждать. Я уже мог сидеть, громыхая кольцами, когда она появилась, снова как бы из стены. Увидев, что я делаю, засмеялась. Мне не было смешно. Я как раз собирался помочиться на пол.
Она произвела серию быстрых мелодичных свистов и пощелкиваний. Я замахнулся рукой с кольцом, показывая, что будет, если она рискнет приблизиться. Глаза гарпии вспыхнули. Она засвистала снова, я ощутил волну ее намерения и яростной воли, проникающую в мой мозг. Внутри как будто рухнула перегородка. Она со мной говорила: и целый шквал образов, мыслей, звуков и чувств хлынул в сознание. Я молчал, ошеломленный. Она наклонилась, приложила что-то вроде медной трубочки к кольцам на ногах, и они распались. Я с трудом встал. Освободив меня полностью, она потянула за руку. Мое внимание притянули семь ее пальцев, зеленоватых, тонких, с длинными загнутыми когтями, и я не заметил, как вышли из подземелья. Вдруг оказалось, что мы стоим посреди пустынной площади, залитой слабым рассеянным светом. Не в силах больше сдерживать позыв, я выдернул руку, отошел за угол и отлил на стену из тесаного камня. С несказанным облегчением поднял голову, и вдруг увидел, кто меня окружает со всех сторон!
Темно-серого цвета, на тонких ногах, они надвигались сомкнутым строем: существа, похожие на мою гарпию, высокие и страшные. Я рванулся назад, на площадь, где оставил свою спутницу – но площадь была пуста! Я заметался, как заяц: голый, полумертвый от голода, источающий запах крови. Они придвигались все ближе, о намерениях нетрудно было догадаться по взглядам: я был едой. От площади отходила лишь одна дорога. Я побежал по ней, чувствуя кожей их дыхание, слыша их сопение и хриплые возгласы. Под ногами что-то щелкнуло, открылся люк, и я кулем рухнул вниз. Упав, тут же поднял взгляд вверх, ожидая увидеть своих преследователей. Но сверху была она. Моя гарпия. Смешно, но мой член торчал, как пистолет в руке ковбоя. Не знаю, как, я делал все быстро и бессознательно. Я трясся, будто продолжал свою судорожную гонку. Такой остроты наслаждения я ни с кем еще не испытывал. Она скользила подо мной, покусывая ранку на шее слева, вгрызаясь в нее с каждым ударом пульса, но это было не больно, скорее сладостно. Мы вошли в некий чарующий, наркотический ритм: толчок сердца – толчок члена – глоток крови...
Когда я задрожал, она тут же почувствовала, подняла голову – это была голова змеи, клянусь! – и с силой прижала свое лицо к моему, так что я почувствовал вкус крови из своих разбитых губ. Что-то твердое, как сталь, разжало мне зубы и скользнуло по горлу вниз. В эти минуты я не дышал и, наверно, не жил. Боль была так же ужасна, как в первый раз, но теперь к ней примешивалась животная радость, словно я стал той силой, что властно распоряжалась внутри, освобождая, преобразуя место для золотого кристалла, уничтожая вокруг сияющей точки все темное, косное, слизистое.
От боли или от потери крови я снова лишился сознания. Очнувшись, все еще чувствовал, как вдоль позвоночника размеренно ходит черный смычок, и прикасается к золотому кристаллу, который в ответ вибрирует и набухает.
Я открыл глаза. На минуту вспыхнула надежда, что все случившееся было лишь болезненно-ярким бредом: я лежал в обычной комнате, на кровати, под одеялом. На спинке стула аккуратно развешана одежда. Дверь, однако, была заперта. Одежда странного покроя. Я отодвинул штору и увидел за окном ту же самую площадь, залитую смутным светом. Что же было со мной? Я пытался собраться с мыслями, расхаживал по комнате из угла в угол. В нише обнаружились туалет и душ. Здесь лежало все, что могло понадобиться снэйпу, даже безопасная бритва.
«С Тейри, наверно, поступили так же, - думал я, соскабливая щетину с щек, - если, конечно, он еще жив. Выходит, Венсон, сновидец и фантаст, был прав, населяя подземный мир всякими тварями вроде гарпий. Что же, они похищают и используют снэйпов для удовлетворения своих сексуальных потребностей? Смешно... Просто вампиры? Но где они брали кровь раньше, до того, как над ямами поднялись столбы-приманки? Я внимательно взглянул в зеркало. Укусы на шее были еще видны, а вот рубцы на животе исчезли. Такая быстрая регенерация просто невозможна. Или я болен, и все мои видения – лишь части кошмара? В стране немало снэйпов, готовых присягнуть, что переспали с инопланетянами, готовых даже предъявить отметины на теле, импланты и прочие доказательства. Мой бред неоригинален. Но вдруг я понял, что пытаюсь убедить себя в том, что брежу. Мои воспоминания были слишком живыми, чтобы согласиться с этим. С каким облегчением я бы отдал себя в руки заботливых врачей! Но эти крылатые парни... Я вздрогнул, вспомнив голодные взгляды преследовавших меня существ. С другой стороны, возможно, эти гарпии употребляют лишь тонкие виды излучений, возникающих в минуты сексуального наслаждения, ненависти и страха... Возможно, это мой ум преобразовал отбор энергии в более понятное высасывание крови. Ведь ум всегда достраивает картинку, как может, когда ему недостает данных... Например, на этом балансировании между домыслом и фактом построены наши сновидения. В таком случае, гарпии для нормального снэйпа так же реальны, как брукеши, то есть абсолютно иллюзорны.
Тут мои мысли переключились. Древние боги Венсона и Крюбы! Так вот они какие. Я неудержимо расхохотался. Кибела... Геката... Змеинноликая... В следующее мгновение мою веселость как ветром сдуло. Я почувствовал во рту ядовито-горький вкус. А что, если эти твари откладывают яйца в тело жертв, как некоторые насекомые? Теперь я обречен, отравлен. Пройдет время, я сдохну, из меня вылупятся жирные черные личинки и расползутся, чтобы дать начало новым гарпиям. Я прислушался. Да, внутри у меня что-то происходило. Я побежал в туалет блевать.
Умывшись, почувствовал невыносимый голод. Конечно, ведь эти личинки растут и требуют все больше пищи. Я распахнул окно. Спрыгну. Разобьюсь. Не будет вам новых детенышей!
По площади слонялись туда-сюда эти серые ублюдки. Тоже голодные. Завидев меня, двинулись к окну, как мотыльки на свет. Я закрыл окно. Проверил защелки. Плотно задернул шторы.
«Не сходи с ума, - строго заявил я себе. – Осознай себя.» Я лег ничком на кровать. Замолчал. И все вокруг замолчало. Я выбросил к черту все надежды, оценки, расчеты. Я обрезал все нити, что связывали меня с жизнью, с прошлым и будущим. Просто лежал, завернутый в простынь. Я, Йожик. Неизменный, неуничтожимый, живой.
Вечность спустя я изумился, заметив себя в теле снэйпа. Я обвел взглядом окружающее и изумился тем странным предметам, которые нашел в нем.
В комнату вошла моя богиня. Но впереди нее шло ее поле, приторно-сладкое, нечестное. В этом поле была ее судьба, с множеством нитей-связей, ведущих к другим иггвам, ее сородичам (так они звали себя, теперь я знал это), и пылала ее непримиримая любовь-вражда ко мне. Я уловил еще множество оттенков, от ее настроения и колющей боли в левом верхнем суставе до гнева по отношению к какому-то Эмати. Но все это не имело значения. Мое поле не вытягивалось прочь, не тянулось навстречу, оно было неподвижно, как щит.
Иггва остановилась, как бы наткнувшись на преграду. Ее волосы из золотистых стали грязно-бурыми и быстро задвигались. Лицо перестало быть похожим на женское. Это было лицо рептилии. Она повернулась, чтобы уйти. Я смотрел, не отрывая глаз – и успел уловить момент, когда ее змеиная форма тоже потекла, как шоколадный торт на сковороде – я увидел лишь дымный красно-коричневый пузырь с искрами внутри.
Я сидел, не шевелясь, поглощенный потоком своих смутных впечатлений.
Меня вывел наружу голос Тейри. Точнее, его вопль. «С ним делают то же, что и со мной, - вяло подумал.- Но, может быть, с ним делают худшее?» - заволновался потом. Тейри не умолкал. Я встал, толкнул дверь. Она легко открылась. Я сделал шаг по коридору. «Это ловушка», - напомнил себе. Коридор был узкий, каменный. Звуки доносились справа, и я завернул туда. Мне не пришлось сделать и десяти шагов, как я все увидел.
Тейри был подвешен на цепях, как кусок мяса. Внизу под ним дымился костер. Рядом, помахивая хлыстом, стояла моя Кибела. Она испытывала тревогу. Убивая Тейри, она хотела показать, что я не могу не выполнить то, чего она хочет.
- Прекрати, ты, сука! – я закричал, понимая, что падаю снова в подстроенную ею ловушку. Я еще мог видеть ее поле. Оно полыхнуло красным, моя жалость к Тейри придала ей сил. Она хлестнула его по волдырям на спине. Тейри вскинул голову и заверещал тонко, как заяц.
«Я освобожу его и тебя, если мы сделаем это еще раз». Из полумрака метнулось несколько иггв. Я отшвырнул ударом кулака одного. Перебросил через спину второго. Но кто-то подкатился мне под ноги. Я упал. На меня набросилось с десяток молчаливых серых иггв. Они рвали зубами одежду, повисли гроздьями на руках и ногах. Сопротивляться было бесполезно. «Ну что же, Йожик, расслабься и получай удовольствие», - оставалось лишь хмыкнуть мне.
Кибела приблизилась, но мое новое видение не пошло ей на пользу. Я закрыл глаза. Мой пистон не хотел в этом участвовать тоже. Иггва походила вокруг, озабоченно на меня поглядывая. Приказала что-то. Меня рывком подняли, прислонили к стене, лицом к костру.
- Твой друг умрет, если ты не сделаешь этого, - снова повторила иггва.
Я лишь вздохнул, покосившись на свой вялый член. Кибела подозвала одного из иггв. Вложила в его руку широкий, с бороздкой кровотока, нож. Иггва приблизился к Тейри. Я закрыл глаза. Получив подзатыльник, снова их открыл. Тейри забился в цепях. Иггва взмахнул ножом, Тейри еще раз коротко вскрикнул и замолчал. Иггва что-то нес на вытянутых руках. О боже, это было сердце, оно было живое, оно билось! Сердце Тейри! И тут Кибела легла на меня, я ударил ее и сбросил, мы покатились по полу, она царапалась и кусалась, я тоже. Когда она сунула в рот свое жало, я захлебнулся и перестал дышать, и только слушал, как ходит смычок по позвоночнику, разжигая смертельный огонь, пробуждая во мне что-то древнее и страшное.
Я знал, что эти три огня необходимы, чтобы инициировать развитие кристалла. В топку было брошено все: мой страх, моя жалость, жизнь Тейри.
Я очнулся на земле, продрогший, опустошенный. Ползая в темноте, наткнулся на одежду, в которой мы с Тейри спускались в яму. Даже фонарик, привинченный к каске, работал. Я оделся, осмотрелся по сторонам. Иггвы вернули меня в яму. Никакого входа в подземелье здесь не было. Я подал условленный сигнал, пустив по тросу электронного жучка. Крошечный прибор на роликах докатился до края силового поля и исчез. Тут же трос потянули вверх.
Я щурился от яркого света и все медлил, неспособный отвечать на простейшие вопросы. Где Тейри? Где я был трое суток, с тех пор, как нас спустили вниз?
Меня отдали медикам для обследования. Я оказался истощен, но не искусан. С физиологией тоже все было в норме. В день, когда я вышел из больничных стен, снэйпы передавали радостную весть: столбы над ямами исчезли. Почему это вызывало эйфорию?..
Была собрана комиссия, перед лицом которой я собирался дать показания по поводу случившегося. «Они не должны знать ничего об иггвах», - мне стало это ясно с первой минуты. Я не имею права так запугивать свой народ. Иггвы – не жители подземелий. Они живут рядом с нами, хотя слово «живут» здесь не самое подходящее.
Только расслабься, перестань контролировать нити этого мира – и они захлопают, как паруса под шквальным ветром. В какое море унесут они твой корабль? Быстро поверни голову вправо – и увидишь иггву. Снэйп не в большей безопасности дома, в своем офисе или в бункере бомбоубежища. Каждый вечер, лишь стемнеет - иггвы бесшумно машут крыльями вокруг нас, притворяясь ветром, притворяясь тенью. Как я могу сказать это снэйпам, которые радуются, как дети, что угроза новых жертв миновала?
И я не сказал ничего. Я вырезал все существенное, соединив начало, когда почувствовал горячий удар и упал, успев услышать крик Тейри, - с концом, когда я очнулся вновь на дне ямы. Один. В конце концов, все остальное можно было списать на галлюцинацию.
Память о том, что вместилось в эти три дня, хранилось во мне, как в сундуке на дне моря. Я не был готов к тому, чтобы пересмотреть и осмыслить это.
У Тейри оставалась жена и двое мальчиков. Я чувствовал себя последней сволочью, когда, прихватив для твердости духа Йолию, привез им гостинцы и пустые слова утешения. Мальчики были похожи на своего папу. На миг меня пронзило видение: жизнелюбивый кустарник тянет вперед щупальце за щупальцем, сквозь почву миллионов лет.
- Ты хорошо знал Тейри? – нарушила молчание обратного пути Йолия.
- С университетских лет. В последний год нас сблизила общая работа. Знаешь, Тейри любил жизнь.
- Разве ты ее не любишь? Или я? – хмыкнула Йолия.
- Куст на опушке и птица над лесом – у них разное чувство жизни, и разная любовь к ней. Но это неважно. Йолия, ты меня недолюбливаешь, понимаю, но давай поговорим как двое вИдящих.

 
OnubavsДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:25 | Сообщение # 4
Горожанин
Группа: Группа - 1
Сообщений: 258
Статус: Offline
Ещё не прочитал, но сразу поправка. Игва - это не летун никоим образом! Игва - это асур, или попросту демон (если не понимать это слово в христианизированном смысле)! Летуны - это совсем другое! Игвы и летуны никаким боком не связаны!

Тьма существовала всегда, а свет возник изначально.
 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:26 | Сообщение # 5
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
Почему я решился на откровенность? Потому что исчез Тейри?..
- Где ты была, когда мы с Тейри спускались в яму?
- Йожик, ты странный парень. Еще в первый раз, когда ты бросил меня в паутину Темных, я показала, что защищена от этого.
- Ты называешь паутиной яму?
- Давай назовем ее половой щелью. Большой писькой, в которую проваливаются старики и дети. Писькой богини-матери.
К горлу подкатила тошнота. Йолия, как всегда, попала в точку. Интересно, она знает, или только догадывается? Я смеялся дольше, чем стоило смеяться над шуткой. И вдруг понял, почему не могу рассказать о яме правду: не из любви к снэйпам, а из страха оказаться посмешищем. Я любил богиню. Три раза, и каждый раз – так, как она хотела. Горячая волна коснулась паха. Не отказался бы от четвертого.
- Йожик, у тебя штаны шалашиком встали. О чем ты думаешь? Уж точно, не о бедняге Тейри.
Мы шли через парк, и я быстро уселся на скамейку, сцепив над пряжкой ремня пальцы.
- Что же служит пищей для Темных? – с живым интересом спросил.
- Лучше сам расскажи. Ты ведь утаил от комиссии правду? А не подменили ли они тебя, парень? Не стал ли ты наживкой? Темные выпускают таких иногда, чтобы развлечься.
У меня пересохло во рту:
- Что ты имеешь в виду, Йолия? Я – тот же самый, меня прогнали через все приборы в медицинском центре! Как я могу служить приманкой?
Она рассмеялась нехорошим смехом.
- Йожик, таких случаев было немало. Темные выпускают своих жертв очень редко. А если выпускают, то с определенным заданием. Например, снэйп начинает проповедовать что-то возвышенное и странное... Или пишет книжки, которые сводят с ума студентов и домохозяек. И это нравится Темным. Как новый элемент игры.
- Не тот случай, - уверенно отверг я. – Мне нет дела до других.
- Как знать, - мрачно бросила Йолия.
На шею сел комар. Я машинально его прихлопнул, и вдруг в памяти ярко вспыхнул момент, когда в яме на меня что-то прыгнуло, свалив с ног.
- Брукеши, они ведь всегда вцепляются в горло, - по внезапному наитию произнес я. – Тебе известно это?
Она отвела взгляд, словно ей стало вдруг неловко.
- У тебя на шее пятно ожога. Как раз величиной с брукешу. Не волнуйся, снэйпы этого не видят.
- Подожди, - перебил я нетерпеливо, следуя ходу смутной мысли, - Ты помнишь, когда Перец ушел, неся с собой брукешу? Что с ним было потом?
- Хочешь узнать, какие бывают последствия? Нет, Перец не умер, не провалился в ад. Более того. Перец избран главой министерства экспериментального растениеводства. Его социальный статус на данный момент много выше твоего.
- Мне плевать на статус. Какой смысл в возвышении Переца? Он кретин.
- А где, в каком законе прописано, что возвышаться должны только гении?
- Я хотел сказать, зачем это иггвам?
- Темным, - пояснил, когда Йолия вопросительно подняла брови.
- С чего ты решил, что брукеши служат Темным?
- Да, действительно, - я невесело рассмеялся. – Просто мне не хочется умножать число неизвестных.
- Первое неизвестное – это ты, Йожик, - с убийственной иронией ответила она и поднялась со скамейки.
Я продолжал жить по-старому: бродил по садовым делянкам, прислушивался к шепоту деревьев и передавал информацию операторам земледелия. Спустя какое-то время заметил, что часть деревьев избегает контакта со мной. Деревья выставляли щиты, совсем как люди. Хотя, это могло быть моей паранойей: настроиться и раньше не удавалось, если я был слишком замкнут или, наоборот, рассеян. Это могло быть и бессознательным переносом: на самом деле меня избегали не деревья, а снэйпы. С этой точки зрения деревья представляли тень реальности. Вокруг меня дул ветер пустоты. За столиком в кафе, в кино или на совещании – везде я был один, как кнопка в чьей-то заднице. Но это тоже проекция, тоже тень, - успокаивал я себя. Снэйпы отшатываются не от Йожика, а от той идеи мрака, которую Йожик вынес из темноты, и несет, как осьминог свою чернильную бомбу. Но я знал, что пытаюсь надуть самого себя, потому что ключевое слово во всей этой истории – бомба. Я носил в себе бомбу. Это чувствовали снэйпы, животные и деревья. Я закапывался, жмурился и отворачивался от сверкающего осколка в центре самого себя.
Как-то поздним вечером, отвечая на телефонный звонок, с изумлением узнал голос Паны. Я был убежден, что Пана умер много лет назад. Он должен был потонуть, как потонуло все, связанное с моей юностью. Пана пригласил меня в гости, и я помчался, не подозревая, что отправляюсь прямо в пасть тигра.
Профессор был чудовищно стар. И чудовищно умен. Ему ничего не стоило раскусить мои уловки и добраться до правды. В конце концов, он был моим Учителем.
- Йожик, миром правят вожделение и страх. Почему ты думаешь, что тебя это не должно касаться? Или, ты полагаешь, я не бывал унижен женщиной? – посмеиваясь, пытался он успокоить мое самолюбие.
- То, что произошло с тобой, на самом деле происходит с каждым. Но оно разбавлено и растянуто во времени, так что кажется не кошмаром, но судьбой. Ты чувствуешь связь с Великой Иггвой сейчас?
- Да. Почти всегда. Это как натянутая нить в области пупка... То больно, то сладостно... Я вижу ее мысли, ее дух, но это совершенно невозможно передать словами.
- Иггва влияет на твое поведение?
Вопрос застал меня врасплох:
- Я не знаю, Пана. Если бы она влияла изнутри меня самого, как бы я мог это заметить?
- Верно, - через силу засмеялся Пана.
- Йожик, ты ведь помнишь, что это все игра? – пытливо глядя мне в глаза, произнес Пана. – Когда мы вернемся, у нас будет время обсудить ее результаты. А пока – делай все, что должен. Не допускай сомнений. Тебя использовали иггвы. Но ведь и ты их использовал. Вы – равные соперники. Вспомни, кем была Великая Иггва в твоем прошлом. У вас старые счеты. Ей ничего не стоило убить тебя – почему же она не сделала этого?
- Не знаю, Пана. Я чувствую себя щепкой, брошенной в водоворот. Миры смешались, и этот адский коктейль невозможно пить, оставаясь в здравом рассудке. Я все время боюсь сказать или сделать что-то, что вызовет обвал, разоблачение. Я представляю угрозу для этого мира. Одно неосторожное движение – и вскроется подлинная суть всего, что нас окружает.
- О, да. Тот, кто видит, как обстоят дела на самом деле, представляет угрозу для любого обусловленного мира.
- Если бы я представлял собой что-то! – подхватил я с горечью. - Ты ведь слышал о Йолии, она из вИдящих. У нее совсем другая выучка. Что позволяет ей быть такой спокойной, уверенной в себе? Или иначе: чего недостает мне, чтобы обрести уверенность?
- Йолия? – нахмурился Пана. – Она ведь синг.
- Ну и что?
- Верхушка Ордена сотрудничает с Темными. А сознание рядового синга встроено, как кирпичик, в пирамиду иерархии. Синг никогда не бывает один. За ним несокрушимая стена.
- Но ведь это иллюзия!
- В конце концов, чего не коснись, везде находишь иллюзию. Энергетически синг подключен к полю группы. Это делает его неуязвимым.
- Это вся правда о сингах?
- Нет. Но я не думаю, что тебе есть смысл размышлять об этом. Если, конечно, не собираешься вступить в Орден, - прибавил он, посмеиваясь.
Еще одно меня беспокоило, и я решился выложить:
- Ты научил меня уходить в безмолвие, Пана, в средоточие духа. Там я находил опору и последнюю реальность. Оттуда я мог видеть игру энергий, которая для каждого существа представляет целый мир. Но...
- Что? – быстро спросил Пана, внимательно на меня глядя.
- Но теперь я не один там. У меня есть свидетель. Соперник. Враг. Безмолвие перестало быть убежищем.
Пана машинально сломал карандаш. Он был явно встревожен:
- Не знаю, что тебе ответить, Йожик. Не похоже на одержание... В безмолвии можно встретить лишь истинное я.
- И провалиться в него, как в яму, - вымученно пошутил я.
- Ты, наверно, слышал о воинах света? Одно из старейших тайных братств. Так вот, среди них моя бывшая ученица, Алев Берд.
- Мир тесен, - пробормотал я. – Мы с Тейри как-то обсуждали, где сейчас может быть Алев. Так она излечивает одержание?
- Может быть, Алев увидит, что с тобой. Что в тебе оставили иггвы.
Меня передернуло. Ну что ж, по крайней мере, посмотрю на свою первую любовь.
«Йа темная?» - жалобно спросила меня душа. «Да пошли они все в задницу!» - мужественно отвечал я.
По указанному Паной адресу мы с брукешей Алев не нашли. Брукеша с самого утра сидел у меня на плече, как кошка. Его плоский широкий хвост развевался позади меня, как шарф. Жаль, что этого никто не видел. Я был полон мрачной решимости, как бес перед визитом к экзорцисту. Кто она, чтобы наклеивать на меня бирку «добро» или «зло»? Я почти ненавидел Алев, хотя черты ее лица совершенно стерлись из памяти.
Она была певицей в ночном клубе. Странный выбор профессии для воина света.
- Я бы хотел, чтобы ты не попадался этой дамочке на глаза пока что, - мысленно передал я брукеше.
Он послушно, как с ветки, спрыгнул. Охранник у входа пошатнулся:
- Что за черт? Темнеет в глазах. Давление, видно, скачет, - пробормотал, пропуская меня внутрь.
Я ожидал увидеть стальную, стильную дамочку, и неприязненно оглядывал сцену, когда кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся. Это была Алев. Точно такая, какой я ее помнил – все-таки помнил! Короткая стрижка, узкие джинсы на мальчишеских бедрах.
- Йожик, я заказала для нас столик. Посиди один, перекуси пока. У меня номер, – она подвела меня к столику и убежала.
Я переждал, пока уляжется пыль от рухнувшего стереотипа.
У Алев оказался приятный с хрипотцой голос. Она пела о любви, о невозвратимом. Простая мелодия, простые слова. Но меня почему-то тронуло. Я затосковал, как птица, по дням, когда был простодушен и чист.
Она закурила. Это тоже было неожиданно.
- Пана звонил насчет тебя, - начала Алев, когда с восклицаниями было покончено.
Я изобразил на лице бесхитростную готовность слушать ее дальше. Но Алев замолчала.
- И что? – осторожно вставил я.
- Кажется, я вижу тебя, Йожик.
Я поперхнулся глотком сока:
- Тогда опиши, что видишь.
Она прикрыла глаза.
 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:27 | Сообщение # 6
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
Я представил, что я Перец. Глуповатый, самоуверенный, упивающийся властью. Почувствовал, как распространяется вокруг благодушно-розовый свет.
Она удивленно распахнула глаза:
- Что-то не получается.
Я представил себя деревом. Буком, который закрылся от меня щитом. Я сконцентрировался в двух плоскостях: в глубине земли и высоко в воздухе. Здесь, на этом стуле, Йожика просто не было.
Алев выглядела озадаченной:
- Не понимаю, что со мной. Я вижу только стену тумана. Давай просто посидим, поболтаем. ВИдение – капризная способность.
Я кивнул:
- Расскажи мне о воинах света, Алев. В чем особенность вашего Ордена? Если тебе разрешено говорить, конечно.
- Нам абсолютно нечего скрывать. Ты ведь и сам знаешь, что мир представляет собой арену борьбы между светом и тьмой, или, в земных терминах, между добром и злом. Полем битвы служит и сознание каждого снэйпа. Воин света определяет свой выбор и идет по этому пути до конца.
Она вещала как лектор какого-нибудь духовно-оздоровительного общества.
- А как вы определяете долю тьмы и света в каждом явлении, событии, существе? – поинтересовался я.
- Светлый путь ведет к добру, к любви и радости; индивид, идущий по пути зла, всегда эгоистичен, полон желаний, зависти и страха.
- Так все просто, - почесал я затылок, – Разве не бывает сомнительных случаев, когда неясно, какую этикетку следует наклеить?
- Ты спрашиваешь, как оценивать свои поступки? Ну, это легко: если ты действуешь бескорыстно, без привязанности к результату, значит, поступаешь верно.
- А если я просто лежу на диване и ни черта не делаю?
- Этим ты увеличиваешь темную, инертную часть своего существа. Значит, в принципе, это зло.
- Ну, хорошо, допустим... – я лихорадочно искал аргументы. – Вот я наступил на червячка... Или кошка съела птичку. Это как: добро или зло?
- Изначально все существа, кроме снэйпов, находятся во тьме. Но, как лишенные сознания, не могут нести ответственность за свою жизнь. Поэтому воин использует все, что находит в этом мире, но использует не для себя, а во имя света.
- Ты меня убедила, Алев, - убито протянул я, не забывая поддерживать вокруг себя щит дерева.
(Черт возьми, я люблю вас, деревья и птицы, что бы там ни наплели эти сумасшедшие воины).
- Но ты так яростно спорил, - отметила Алев. – Кого ты пытаешься защитить, Йожик?
«Себя и весь свой мир», - хотел ответить, но тут мне в голову пришла новая идея:
- Алев, ты видишь существ с других планов?
Она покачала головой.
- Неважно. Ты ведь о них читала и слышала?
(Очень даже важно, я чертовски рад, что не все ты видишь, ангелочек).
- Их много. Они разные и, в основном, не глупее нас, снэйпов, - настойчиво продолжал я. – Куда ты их отнесешь?
- Их нет, Йожик. Это иллюзии. Проекции твоего ума. Проекции коллективного бессознательного. Пустые оболочки живших когда-то существ.
- То есть как, кроме снэйпов, никого больше нет? Куда же вы идете по этой пустынной земле, воины? Кто ждет вас там, в сияющем свете?
- Не кто, а что. Но это состояние полноты и счастья невозможно описать, нельзя даже пытаться сделать это.
- А я вот всегда верил в ангелов. Хотя они как-то не попадались мне навстречу.
- Мы все еще дети, Йожик. И верим в собственные выдумки, снисходительно улыбнулась она.
- Послушай, Алев, - спросил я с простодушным видом, - а если бы ты встретила такое существо, что бы ты сказала?
- Я бы записалась на прием к психиатру.
Я вздохнул, закрыл глаза, мысленно позвал брукешу.
- Ты так легко оперируешь терминами «тьма», «темные»... Если они не существуют, с кем же борется воин света?
- Йожик, ты, кажется, представляешь борьбу как драку в подворотне? Воин света борется с собственными недостатками, выжигает темноту невежества и себялюбия.
- Я люблю себя, - слабо сказал я. – Любого, даже глупого, злого, даже немытого...
Алев прыснула. На мое плечо прыгнул брукеша.
- Алев, посмотри, ты ничего не видишь? – я сосредоточился, наполняя брукешу светом собственной жизни. – Справа, около моего плеча, - подсказал.
Она ойкнула, потом завизжала. Я отволок Алев в туалет, не дожидаясь обморока.
Йолия держалась за бока от хохота, когда я пересказывал перипетии своей битвы за тьму.
- Они ужасные зануды, эти светлячки. Так синги называют воинов света. По сути, их взгляды – редуцированный и доведенный до абсурда митраизм.
- Что ты думаешь насчет всего этого, Йолия?
- Хочешь узнать точку зрения сингов?
- Нет, твое собственное мнение.
- Я люблю этот мир со всем, что в нем есть, Йожик. Люблю бегать по траве, потому что она живая, люблю плавать, потому что вода меня чувствует, и я ее тоже... Люблю болтать со своей мебелью, со своей обувью... Вот, посмотри, в воздухе возникает вихрь, и в нем живое лицо. Оно улыбается. Его не будет через миг, но ведь и меня тоже не будет однажды. Так что, мой совет, дыши глубже и не парься по поводу добра и зла.
Я посмотрел на нее с внезапной нежностью:
- Йолия, ты – как поправка к конституции.
- Какой комплимент! Сейчас в блокнот запишу.
Мой турийа и я – мы ехали вдоль опушки по знакомому маршруту в сторону садовых делянок. Я свесил голову вниз, рискуя вывалиться из повозки. Меня выворачивало наизнанку. Потом лег на спину, глядя на белые легкие облака. Сознание легко, как пар, поднялось вверх. Я стал облаком. Я разлился и охватывал теперь все пространство от зубчатых гор вдалеке до окраины города. Я был ликующим ветром. Пронесся, почесывая бока, над рощей, разогнал медлительное облако. Как странно быть связанным с этим вялым снэйпом, что лежит на дне повозки. Снэйпу плохо. Он просит пить. Я рванулся с силой ввысь. Йожик, ты умрешь!.. Я-ветер заметался и ослабел. Тихо, как дыхание, растекся по земле.
О, черт. Дрожащей рукой я нашарил под сиденьем бутылку с водой. Этот опыт меня чуть не убил. Я переставал быть собой все чаще. Стоило заглядеться на воду – и я делался водой, и уходил далеко, по руслам и трубам. Меня притягивали деревья, я исчезал в предметах, что попадались на глаза. Что-то во мне отказывалось быть снэйпом по имени Йожик. Это что-то считало, что видеть мир глазами снэйпа – то же самое, что сидеть, завязавшись замысловатым узлом, и разглядывать собственную пятку. День за днем, год за годом. Зачем? Я ловил себя на том, что с трудом понимаю смысл обращенных ко мне слов. С недоумением всматривался в лица собеседников: кто они? Почему здесь?
Но я не подавал виду. Отводил взгляд, делал задумчивый вид, в общем, изо всех сил поддерживая имидж озабоченного делами специалиста. Иногда, правда, приходилось запираться в комнате или уезжать подальше от чужих глаз. Я улыбался, как актер кино, изо всех сил бежал вдоль кинопленки вместе со всеми. Пока пленка не застывала, делая все вокруг невыносимо странным: маслянистую холку турийа, которого я поглаживал, и чудовищную реальность предметов вокруг. Глаза турийа были как промоины, сквозящие в другой мир. Я срывал с себя грим, срывался на окружающих, готовый сорваться со всех крыш в поисках опоры.
В конце концов, я перестал бы метаться и смирился бы с новым видением реальности. Я бы забыл о существовании иггв и о том, что сам ношу клеймо их мира. Но поток нес меня вперед, не давая передышки.
Однажды утром позвонила Йолия. Ее голос был, как всегда, насмешлив и бесстрастен, но я уловил и нотку тревоги.
- Темные сделали свой ход. Включи тивер, Йожик. Без разницы, какой канал.
Я нажал кнопку тивера, к которой не прикасался месяц или больше. В эфире стоял бедлам. Телерепортаж с места событий. На экране женщина в безрукавке: «Я вышла, чтобы открыть птичьи клетки. Я всегда делаю это рано утром, пока в доме спят. Я повернула вот сюда, где лужайка, - камера показала ровно выстриженный газон, - и увидела, как над травой что-то ярко светится... это не было предметом, или вещью... просто сгусток яркого огня... ну, словно огромная свеча горела в воздухе. Я споткнулась, глянула под ноги – я споткнулась о труп моей собачки Бетти! – крупным планом глаза в слезах; какая чушь, зло подумал я, переключая канал.
«Последние данные об исчезнувшей школьнице второго класса городского образовательного центра мы получили от проезжавшего по проспекту горожанина Керера Ди, - камера показала помятую физиономию снэйпа средних лет: «Я никогда не смотрю по сторонам. Но в этот раз, - может быть, малышки были забавные, они просто звенели от смеха, как бубенцы, - я увидел, как рядом с ними в воздухе появилась как будто круглая Луна, большая и серебристая, - во всяком случае, мне так показалось, - развел он руками сконфуженно, - я никогда не видел, чтобы вот так, моментально, Луна превратилась в женщину. И девочка исчезла. А вторую взяла за руку женщина-Луна, но тут я проехал и ничего больше не видел».
Бред какой-то. Я снова щелкнул переключателем. И обомлел: расплывшийся в широком кресле Перец что-то говорил проникновенным голосом менеджера по продажам. Длинные ярко накрашенные ногти его постукивали по стеклу графина. Я прислушался. Прибавил звук. И уже не отрывался от экрана.
Перец говорил о необходимости возрождения религии. Он кратко изложил историю культуры снэйпов, начиная с периода безоговорочного доверия богам, попыток доставить им радость возведением великолепных храмов, воспроизведением благородных божественных форм в камне, цветных витражах и чарующей музыке. Затем связь с богами дала трещину. Их имена, как пожелтевшие рукописи, стали утрачивать свой грозный смысл. То, что было глубокой потребностью, приходилось теперь обосновывать с помощью логики. Наконец, снэйпы отвернулись от мира богов, целиком поглощенные, как игрой, удовлетворением своих ничтожных потребностей. Это не плохо, но боги и снэйпы изначально предназначены друг для друга. Так ключ подходит к замку, и мужчина к женщине.
«К чему же привел нас так называемый атеизм, или, точнее, отказ от сотрудничества с богами? Он привел к глобальному кризису цивилизации, к стагнации во всех областях науки и культуры. Теперь вы можете задать вопрос: в чем же проявлялось раньше благотворное влияние богов на развитие культуры? И разве могут боги повлиять на то, отправится ли имярек в бар, ляжет на свою жену или разработает принципиально новую схему двигателя?
Вдохновение, друзья мои. Вот все, что отличает снэйпа от животного. Вдохновение – это то, что получаем мы от энергообмена с богами. Одно дуновение – и серая обыденность мира расцвечивается новыми красками, мы вновь вспоминаем о том, что мир – таинствен и загадочен; одно дуновение – и мы вновь обретаем свое место в нем».
Перец говорил гладко и, в общем, верно. Кажется, он был в прямом эфире. На столе перед ним загорелась лампочка, и прозвучал вопрос:
- Если снэйпам достается вдохновение, то что же получают при энергообмене боги?
- Энергию, вот что, - благодушно отвечал лектор, - жизненную энергию. Все нуждается в ней: и наша земля, и наше небо, и наши боги.
- В какой же конкретно форме боги получают энергию? – продолжал дотошный собеседник.
И вдруг лицо Переца исчезло с экрана, его заменила заставка с крупными, полыхающими красным буквами: «Боги требуют жертв». Я не успел полюбоваться новым брэндом, как вклинилась программа новостей, из которой стало ясно, что падение урожайности приоритетных сельскохозяйственных культур связано, по мнению министра экспериментального растениеводства Переца де Педре, с недостатком жизненной энергии в почве. На состоявшемся пленуме Перец напомнил руководителям отраслей народного хозяйства, что во все века начало реализации любого значимого проекта сопровождалось церемонией жертвоприношения.
Все вместе смахивало на массированную атаку на сознание снэйпов. Ясное дело, чей это был заказ. Я не мог усидеть на месте. Договорился с Йолией о встрече. Я чувствовал себя отвратительно, как будто липкие пальцы неумолимо сжимались на горле.
- Не кипятись, - осадила меня Йолия. – Кампания по легализации жертвоприношений длится уже давно. Я думала, ты следишь за происходящим.
- Это иггвы! Йолия, я чувствую их руку. Все началось с той нелепой ямы. Боги! – я истерически захохотал. – Такие же боги, как Перец – министр растениеводства. Чего еще они хотят от снэйпов? – я пнул подвернувшийся под ноги камень, ушиб палец и еще больше разозлился.
- Энергообмена, - дернула плечом Йолия. – Перец же ясно сказал.
- В какой форме?
- В форме ритуальных жертвоприношений. Туго до тебя доходят некоторые вещи, Йожик.
- У меня просто в голове не укладывается! Перец говорит о кровавых жертвах мифическим богам так, будто это в порядке вещей.
- Может быть, ты просто ревнуешь? – хихикнула Йолия.
Я разразился судорожным смехом. Когда успокоился, спросил:
- Интересно, что думают по этому поводу ангелы света?
- Ты имеешь в виду Алев? Мне кажется, она им понравится. Вся такая светлая, одухотворенная... Как мороженое в шоколаде.
Передо мной встала картинка: компания негров трахает блондинку.
- Ты плохая девочка, Йолия. Это гадко, то, о чем ты подумала.
- Нет, Йожик, это ты подумал, я лишь озвучила идею.
- Ладно, хватит зубоскалить. Что будем делать?
- Давай составим коллективное послание Великой Богине. И спустим в яму самых красивых мальчиков, предварительно спустив с них штаны.
Я подозрительно уставился на Йолию:
- Откуда у тебя такие мысли?
- Энергообмен, дружок. Нет, не с Темными, с тобой - она похлопала меня по плечу.
Пока мы с Йолией переводили свои личные отношения в фазу интенсивного энергообмена, события шли своим чередом. Быстрыми темпами продвигалось строительство Центра коммуникации с богами, или главного Храма. В фундамент были заложены тела трех согласившихся на эвтаназию больных саркомой. Я видел мельком клип: на опорных конструкциях, потрясая животом, возвышался
 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:29 | Сообщение # 7
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
Перец и громко, будто заглушая треск неведомых помех, кричал в микрофон, что просит, чтобы боги подали знак. В следующем кадре строительная площадка была окутана багровым облаком света. Знак был дан.
Здание воздвигалось в такой спешке, что не обошлось без случайных жертв: один из строителей был раздавлен рухнувшей потолочной балкой. В день открытия Храма Перец объявил о начале эпохи дружбы и сотрудничества с богами. Как главный жрец, он призвал богов проявить благосклонность и ясно излагать перед снэйпами свои требования.
«Иггвы просто неподражаемы, - мрачно острили мы с Йолией, - Они оправдывают ожидания всех: подростков, узнающих богов по картинкам в школьных учебниках, стариков, знакомых лишь с историями о нечистой силе, и профессоров, авторов толстых книг по мифологии». Боги не затрудняли себя придумыванием новых имен: они соглашались на имена и функции своих литературных предшественников. Я с нетерпением ждал явления Великой Иггвы. Строительство храма ее имени подходило к концу. Она приняла имя Иштар.
Наконец, инспирированная богами правительственная коалиция приняла решение объявить войну соседнему государству Уммеру. Это обосновывалось, помимо политических и экономических соображений, фактом явного уродства и тотального вырождения уммерийцев. Кроме того, были кошмары, от которых с криком просыпались на своих постелях прихожане трех величайших храмов. В сонных видениях уммерийцы представлялись как последняя причина всех унижений и бедствий в жизни простого снэйпа. Уммерийцы, воистину, воплощали архетип зла.
Военная истерия быстро набирала обороты. Мирные землевладельцы совершенно преобразились. Как-то мы обсуждали политическую ситуацию с Крюбой, убежденным, как я знал, пацифистом.
- Мы слишком много лет жили в мире, - заявил Крюба. – Наши рефлексы, рассчитанные на выживание сильнейшего, притупились. Наша молодежь растет на жидких кашках и жвачках. Только и слышишь: толерантность, миролюбие, гуманизм. Если тебе плюнули в лицо, ты должен тут же разбить обидчику морду, а не жаловаться в суд, верно, Йожик?! Нет, не возражай. Просто посмотри на нас отстраненным взглядом, который тебе так свойствен. Как мы проводим свою жизнь? Треть ее тянем лямку в образовательных учреждениях, безрадостно, как горькую пилюлю, принимая знания; вторую треть проводим на скучной работе; иногда безрадостно спариваемся, безрадостно плодимся, и все ищем лазейку, как бы забыться: у тивера, за игровой приставкой или просто в баре; так приходит старость, и мы уже на полных основаниях ненавидим всех, кто помоложе, у кого жизнь впереди...
- Я бы поставил вопрос иначе, - сдерживаясь, отвечал я, - Кому выгодна война с Уммеру?
- Всем. Она вскипятит нам кровь. Освободит от балласта. Расчистит горизонт.
- Вы стремитесь к смерти, Крюба?
- Я не боюсь смерти. Мне было озарение, и теперь я знаю: тот, кто умирает мужественно, возносится в светлые обители богов.
Я вспомнил мрачные катакомбы иггв и чуть не расхохотался.
- Если бы у нас имелась такая аппаратура, что позволяет внушать врагам панические настроения, готовность к поражению...
- Это было бы здорово! – воодушевился Крюба.
- А если бы так поступал кто-то с нами, внушая эйфорию вместо здравомыслия?
Крюба помолчал, обдумывая эту возможность, потом заявил:
- Но ведь у уммерийцев нет такой аппаратуры.
- А как насчет богов? – предложил я.
Крюба отшатнулся:
- Йожик, ты неисправимый кретин! Ты проецируешь на богов свою отвратительную сущность! – Он был возмущен до глубины души моим богохульством.
- Минутку, - я был тоже разъярен и бесцеремонно схватил его за плечо, - Когда сознание отключается, снэйпу можно внушить все, что угодно. Этот факт используется в гипнотической терапии. Но ваше сознание отключается каждый вечер. Кто вступает с вашей спящей душой в раппорт? Какие слова шепчет? Из чьих рук вы получаете сновиденные образы, которые, якобы, ни на что не влияют? Крюба, оглядитесь по сторонам: кто дергает вас, снэйпов, за ниточки?
- А ты? Ты сам? – огрызнулся он.
- Я никогда не сплю. Мое тело спит, а я смотрю, как слетаются стаи Темных, как дрожат их крылышки от удовольствия, когда они сосут из вас жизнь! Боги... Если бы кто знал, как они выглядят на самом деле!
Лицо Крюбы выражало все ту же брезгливость, но видно было, что я его задел.
Тем временем началась война. События неслись, как потерявший управление трейлер. Я хлопотал о документах на выезд за границу для себя и Йолии. Было безумием продолжать оставаться в стране. Погиб Пана, пытаясь образумить беснующуюся толпу. Думаю, иггвы науськали снэйпов против него, чуя в Пане врага. Умер, выпрыгнув ночью из окна, Крюба. По садовым дорожкам, мимо моих изуродованных деревьев, разъезжала теперь военная техника.
В один из этих скверных, прокаженных дней меня посетил брукеша. Я был рад ему как брату из другой, настоящей жизни.
То, что сообщил брукеша, меня мгновенно сломало. Оказывается, я был матрицей, читай – бульоном, для воплощения Великого Иггвы. Йожик перестанет быть, когда тьму пронзит Великий Иггва. Этот день близился.
Первое мое желание было – пустить себе пулю в лоб. Второе – придушить брукешу. Но я остановился на третьем. Я расплакался. Я кричал, икал и брызгал слюной. Почему мне не сказали раньше? Почему они допустили, чтобы это случилось со мной, со всеми нами, почему побеждает тьма?!
Брукеша почесывался. И вдруг мои слезы высохли: а почему я решил, что он – посланник светлых сил? Я вычитал из книжек, что добро всегда побеждает зло, что есть кто-то, невидимый, но благой, который продвигает нас, как пешки в дамки. Белая пешка, бедная пешка, с чего ты решила, что цвет значит что-нибудь, кроме цвета? Ничего нет, кроме игры энергий... Какая разница, иггвы победят, или снэйпы?..
Это была агония. В какую-то минуту я собирался вспороть себя, как подушку с перьями. Не знаю, когда вошла Йолия. Она не стала разбираться, что со мной, просто плеснула в лицо холодной водой.
- Какой ты мокрый и несчастный, Йожик. Что случилось? – участливо спросила потом. Ей на плечо спрыгнул, тихо вереща, брукеша, а я лег, отвернувшись к стене.
- Вот оно что, - наконец произнесла. – Ты пеленками запасся, Йожик?
- Не смешно. Хоть врубаешься, что эта тварь сказала? Великий Иггва построит тут вас всех...
- О, смилуйся надо мной, божественный! Йожик, ты уже обдумал, какой храм себе закажешь?
- Я сдохну, Йолия. И тебе не с кем будет обсуждать эти детали.
- Ну ладно, не сердись. Ты ведь пока живой. Значит, можно что-то сделать. Иначе брукеша не появился бы здесь.
- Предложи, что именно.
- Как я предполагаю, иггвам нужны тела. Их экспансия направлена на то, чтобы засеять, как поле, нас, снэйпов. Детеныш иггвы должен вытеснить сознание снэйпа, не повреждая его тела. В этом твой шанс, Йожик. Отступи назад, внутрь, как тебя учили. Увидь все так, как есть. Там ты сможешь выслеживать врага, когда он появится.
- Битва двух умов за один череп?
- У иггвы нет ума. У тебя его не должно быть тоже. Ум – только паутина, которую расставляет иггва.
- Как бы узнать, когда это случится?
Йолия пожала плечами:
- Будь начеку всегда. Как в том детском стишке: «когда встаешь, когда летишь, когда сморкаешься и спишь».
Я воспрянул духом и вспомнил о билетах, которые вот-вот куплю.
- Мы не можем никуда уехать, - отрезала Йолия. – Потому что ты избран верховным жрецом в храм Великой богини.
- Что? – заикаясь, переспросил я. – Как это? Кем избран?
- Самой Великой богиней. К завтрашнему празднику уже доставили пленных для жертвоприношения. Собственно, это я и хотела с тобой обсудить.
- Не представляю, что я там буду делать. Как смогу предотвратить убийство? Прочитать проповедь ненасилия? Нет, Йолия, я сегодня же сяду на любой пароход! Это становится невыносимо.
- Йожик, я тебя понимаю. Но, если бы ты с самого начала рассказал правду об иггвах, а не делал вид, что в яме ничегошеньки нет... Возможно, все было бы иначе.
- Мне бы никто не поверил, - пробормотал я. – Даже сейчас, попробуй втолковать простому снэйпу, что боги – это просто перепончатокрылые ночные хищники.
- А снэйпы – прямоходящие дневные хищники, - хмыкнула Йолия. – Ты моральные оценки прибереги для другого случая. Речь идет о выживании. Мы или иггвы. Возможно, с точки зрения иггв, ситуация выглядит иначе.
- Знаешь, чего я все время жду, Йолия?
- Догадываюсь. Что появится добрый дяденька, вроде Провидения, погладит тебя по головке и расставит все по своим местам.
- Это излечивается, доктор?
- Да. Сильными ударами головы об стену.
- Я вот что подумал... Как бы узнать, где уязвимое место иггв? Ну, знаешь, как у драконов.
- Брукеша передал, что иггву можно убить, изливая на него поток любви.
- Звучит романтично, - хмыкнул я. – Надо быть великим извращенцем, чтобы полюбить иггву.
- Может быть, то, что ты видел, не было настоящим обликом иггвы? – подмигнула Йолия.
- Возможно. Но в форме чистой энергии даже фотомодель не выглядит аппетитно.
Утром я был собран и спокоен. С выражением всяческого подобострастия меня привезли в храм. Облаченный в мантию и рогатый головной убор, я ознакомился с повесткой предстоящей церемонии и мерой своего участия в ней. Судя по всему, моя функция как жреца – чисто символическая и декоративная, - с облегчением подумал. Но среди службы, в самый неподходящий момент, вдруг услышал тихий смех и шепот. Чей-то голос звал меня по имени. Я осмотрелся. Зал был набит бессловесными снэйпами. От кадильниц поднимался дурманящий чад. Волнами, как лихорадка, неслась музыка свихнувшегося недавно композитора, моего бывшего одноклассника.
Это имя, мое настоящее имя, его не знал здесь никто, даже я. Я напрягся. Голос был мне знаком и так же древен, как имя: «Эльнур... Ты слышишь, Эльнур...».
На молящихся бесшумно спикировала стая иггв, видимых мне одному. Воздух потемнел и задрожал. Когда случался контакт, на лицах снэйпов можно было прочитать восторг и просветление. «А ты полагал, это будет выглядеть, как свальный грех? - насмешливо подумал я.- В конце концов, снэйпы освобождаются от негативной энергии, и это доставляет им удовольствие».
Что-то оргиастическое в этом богослужении, безусловно, было. Вот уже одна, вторая пара покатились по полу, визжа и выскальзывая на ходу из одежд. Энергообмен гораздо эффективнее в сочетании с фрикциями. Иггвы пронзительно клекотали, прижимаясь к телам и снова взлетая. Неэстетично? А когда сами жрете падаль, высасывая остатки душ из убитых вами существ – это эстетично?
Мои ноздри раздувались. Приторно-сладкая сексуальная энергия пошла на убыль. В зал ввели пленных уммерийцев, один был совсем пацан, второй постарше. Их, наверно, накачали наркотиками: глаза ошалелые и тупые. Ко мне приблизился Браги с бычьей шеей и лоснящимся от пота лицом. Он торговал раньше в мясной лавке и знал меня.
- Йожик, толкни теперь речь. Что-нибудь патриотическое. Справа возле изваяния богини лежит нож. Подашь его мне, во имя Иштар. Дальше моя работа.
- Братья и сестры! – громко и быстро начал говорить я. – На нас напал враг. Он пьет нашу кровь, губит наших детей. Его сила – в наших звериных инстинктах. Вспомните, для чего вы пришли в этот мир, вспомните, с какими надеждами вы начинали жить. Проснитесь, посмотрите вокруг – черные крылатые твари заслоняют нам солнце!
- Достаточно, жрец, - прервал меня с ухмылкой худой высокий снэйп. – Дай теперь жертвенный нож. – Я уставился на него, сбитый с толку. Было ясно, что это иггва, который выглядит, как снэйп. Поскольку я не шевелился, иггва быстрым, клюющим движением наклонился к изваянию, поднял нож и, с возгласом «Во имя Иштар!», передал мяснику. Алтарная дверь открылась, под безумолчные звуки флейт вышла Великая Иггва. Пребывание на свежем воздухе пошло ей на пользу: она воистину выглядела как богиня. В белых ниспадающих одеждах, с сияющим невинностью личиком. Молящиеся повалились, как дрова. От богини шло резкое, почти невыносимое свечение.
Первый уммериец уже лежал, связанный, как баран, у ног Иштар. Думаю, парнишка до конца не верил, что все, что с ним происходит, это взаправду. Запрокинув ему голову так, что оголилась тонкая шея, мясник с резким «хык!» резанул по горлу. Раздался противный булькающий звук. Платформа, на которой было закреплено тело, оказалось крышкой люка. Мясник нажал рычаг, крышка перевернулась, и жертва исчезла внизу. Я слышал, как оживленно засвиристели иггвы. Иштар продолжала сохранять божественное спокойствие. Ноздри ее, однако, раздувались.
Не знаю, как я выстоял до конца церемонии. Наверно, благодаря тому, что с какого-то момента перестал воспринимать мир, как снэйп. Я удалился, я смотрел из глубины своей пещеры на причудливые узоры, которые рисовала действительность. Больше всего меня пугала внутренняя раздвоенность. С одной стороны, хотелось совершить что-нибудь героическое, например, обрушить храм на головы иггв. С другой стороны, я восхищался Великой богиней, неподражаемой иронии ситуации, когда жертва обожает своих палачей.
Снэйпы попались в ловушку сами, и они в ней очень давно. Тысячи лет иггвы используют снэйпов. Тысячи лет снэйпы торгуются с иггвами, предлагая им кровь и жизнь в обмен на могущество. Всякий, кто рвался к власти и пришел к ней – ставленник иггв.
Тебе жаль своих соплеменников? Но у них было достаточно времени, чтобы открыть глаза и разобраться, что к чему на Земле. У них было достаточно вИдящих, которые пытались их образумить. И всегда они делали с ними то же, что сделали с Паной!
Оставшись один, я сбросил тяжелое одеяние жреца. Великая Иггва вошла, как всегда, сквозь стену. Ни следа не осталось от недавней ангельской красоты. Она вгляделась в меня испытывающим взглядом.
- Богиня интересуется, не стал ли я еще иггвой? – промурлыкал я.
Ее глаза вспыхнули:
 
ЧайкаДата: Понедельник, 09.03.2009, 17:31 | Сообщение # 8
Горожанин
Группа: Проверенные
Сообщений: 235
Статус: Offline
- А как ты сам думаешь?
Я промолчал.
- Тебе понравился сегодняшний праздник? – светским тоном продолжила она.
- С детства ненавижу праздники. Невыносимая скука.
- В прошлом тебе слишком часто приходилось бывать в роли жертвы. Но сегодня все было иначе.
- Иштар, если ты думаешь, что убийства прибавляют иггвам авторитета...
- Ты еще не вспомнил мое имя? – резко перебила она.
Я покачал головой. Иггва имеет в виду, тот, кем я стану, знает ее много лучше...
- Теперь насчет убийств, - продолжила она. – Когда снэйп покупает вещь, он платит. Чем важнее для него вещь, которую он хочет получить, тем больше он готов заплатить. Например, совету гадалки, которая берет за визит баснословные деньги, придается большее значение, чем подсказке собственного я, которую легко получить во сне, причем абсолютно бесплатно. Да, - мечтательно вздохнула иггва, - нет ничего дороже приобретенного ценой крови. Особенно собственной.
- На полях Уммеру щедро льется кровь. Что же получают снэйпы в результате этого обмена?
- Они уже получили. Незабываемое чувство национального достоинства. Уверенность в правоте своего дела. Протекцию невидимых сил, - усмехнулась она. – Ты думаешь, есть что-то сложное в том, чтобы направить ход войны в желаемую сторону? Снэйпы живут, как во сне, и любое вмешательство кажется им сверхъестественным. Тебе ли не знать этого, Эльнур?..
Звук произнесенного имени сработал, как детонатор. Взрывом разорвало глиняный кувшин, в котором я томился, взрывом опалило окрестности до самых дальних звезд. Я рванулся прочь отовсюду. Ярость клокотала во мне и разбрызгивала искры в ночном небе. Расходились по домам возбужденные прихожане.
- Смотрите, комета! – закричал кто-то.
Браги, толстый мясник, заткнул пальцем одну ноздрю и шумно высморкался. «Боги шалят», - пробормотал он, провожая взглядом мятущийся огонь. Они были во мне, эти снэйпы, как косточки внутри арбуза, мне было щекотно и странно ощущать внутри себя движения их конечностей. Я опустился ниже, став тягучей клейкой субстанцией, которую вдыхали они, думая, что это воздух. Что-то увлекало меня вниз, в черноту земли. Напрасно я цеплялся за подошвы снэйпов.
Я очнулся в каменной пристройке храма. Зубы лязгали от сотрясавшей меня дрожи. Иггва лила мне в рот какое-то снадобье, не отводя странного взгляда от лица, не замечая, что жидкость течет за ворот, и рубашка вся намокла. Я приподнялся на кушетке, отвел в сторону ее руку с длинными узкими когтями.
- Кто ты? – тихо спросила иггва.
Я попытался собраться с мыслями. Внутри было пусто и темно. Я не знал, кто я.
- Ты опоила меня, - пробормотал хрипло. – У меня трещит башка. Скажи сама, кто я и где нахожусь?
Видно, это были не те слова, которые она хотела услышать:
- Ты в моем храме. И свободен убираться из него. – Она поставила кувшин на полку и бесшумно ушла.
Шатаясь, я побрел к двери, что выходила во двор храма. Стояла ночь полнолуния. Привратник поклонился мне и выпустил, ничего не сказав.
Я оглянулся. Архитектура храма потрясала. Выдержанное в черно-белых тонах, здание выглядело, как гигантский звездолет. Рядом со шпилем дрожала яркая звезда.
Куда я пойду, бездомный, безымянный? В стороне стояли деревья. Меня смутно потянуло к ним. Что-то выжгло мне напрочь память. На рынке труда я стою теперь не больше пускающего пузыри идиота. Я опустился на траву, прижался лбом к шершавому стволу арики.
- Великий Иггва стоит на коленях, - прозвучало в голове. – Он растерял свое я в бешеном полете. Пусть это послужит ему уроком.
- Что мне делать, арика? – тихо попросил я о помощи.
Я почувствовал толчок. Как будто порывом ветра меня втянуло внутрь дерева, я растекся вверх и вниз, по корневищам и сучьям. Я был вертикальным в мире, где все лежат, я видел глубину и высоту по эту сторону. И по ту сторону тоже. Деревья не могли бы сохранять равновесие, не будь той стороны, где они проводят большую часть жизни. Это похоже на дыхание, и сон, и перелеты птиц. Как если бы ковер висел на стене, много лет украшая мою комнату, пока, в один прекрасный день, не выяснилось бы, что с той стороны ковра тоже комната, тоже светит лампа, и в свете ее некие существа проводят свою жизнь, не подозревая обо мне. Деревья были этими коврами.
- Не только деревья, - поправила меня арика. – Каждое существо в своей основе разделяется на две полусферы, и между ними натянута мембрана, которая и есть свидетель происходящего.
- Мне это ничуть не помогает сообразить, кто я.
- Ты тот, кто умеет разговаривать с деревьями.
- Но это видимость. Мое настоящее я заключено внутри мембраны?
- Мембрана – только рамка, или способ восприятия. Как может она быть тобой? Впрочем, я не знаю, что ты называешь собой. Тело снэйпа, в которое одет иггва? Или того, кто захотел стать иггвой?
Я ошеломленно молчал. Эта якобы амнезия была уловкой. Я все помнил, но не был готов принять это. Йожик – это был круг, нарисованный прутиком на песке. Я не мог оставаться там. Но что значит: быть иггвой? Я прислушался к себе. Возможно, это пустая формальность. Не стану же я набрасываться на снэйпов?
Я пошел по дороге к городу, подозрительный и осторожный, как лазутчик во вражеском лагере. Каждый предмет на пути был сочным, рельефным, и совершенно не имеющем связей с моим сознанием. Мне казалось – лишь ковырни грунт, и обнажатся декорации.
Дверь моего дома не была заперта. Перед экраном тивера, поджав под себя ноги, сидела Йолия. В какой-то долгий темный миг я не мог протянуть к ней никаких нитей. Она была вещью в себе, частью ландшафта, непроницаемым чугунным шаром.
С изменившимся лицом она поднялась мне навстречу. Лишь ценой неимоверного усилия мне удалось разорвать пленку чуждости, натянутую поверх всех предметов вокруг.
- Йожик, - тихо, с опаской позвала она.
- Гав-гав, - осклабился я.- Как это ты не побоялась войти в логово иггвы?
- Не шути так. Ведь ты не изменился, правда?
- Я сильно изменился, Йолия. Мне приходится прятать в штанах хвост и еще кое-что...
Она рассмеялась с явным облегчением.
- Вот, смотрю репортажи с места боевых действий, - кивнула на экран Йолия. – Странная у нас война получается. Фантастически победоносная.
Впервые я переспал с Йолией, как иггва. Я пил ее энергию, разрывая оболочки, погружаясь в ее тело все глубже. Я пылко поцеловал ее в губы и почуял, как поток энергии замкнулся в кольцо, бегущий огонь пронзил наши черепа и позвоночники, разгоняясь все быстрей, быстрей, это был огненный шар, - и наконец он взорвался и погас.
Она долго лежала не двигаясь, глядя в потолок широко открытыми глазами.
- Ты сделал мне больно, - слабым голосом произнесла наконец. Провела ладонью по груди, по шее.
- Ищешь укусы? – пошутил я.
Она молчала, глядя как-то отрешенно.
- Значит, жизненная сила в обмен на знания? – пробормотала изменившимся голосом.
- Это была плохая сделка? – усмехнулся я. – Мне стало эйфорически весело. Как будто что-то встало наконец в пазы, в предназначенное место. Я обрел смысл и целостность, хотя не мог бы выразить свое новое понимание словами.
- Значит, так было с самого начала: мы получаем знания с ложечки, считая, что добываем их усилиями своего интеллекта?
Я сообразил, что при энергообмене она каким-то образом заглянула в мое сознание.
- Я не иггва, - я встал, разминая мышцы, - Ты не снэйп. Это лишь условности. Если моя тень упадет на кирпичную стену, ты ведь не скажешь, что я – кирпич?
- В тебе осталось хоть что-нибудь от Йожика? На чью сторону ты встанешь, если мы, снэйпы, объединимся и объявим войну богам?
Я расхохотался, чувствуя, что она начинает меня ненавидеть.
- И какое же оружие вы собираетесь пустить в ход?
- Ты знаешь его. Оружие Паны.
- Йолия, если бы это оружие было впору всякому, снэйпы уже летали бы среди звезд, а не ишачили на своих полях! Не обманывай себя. Как ты думаешь, для чего иггвы удерживают свои тела в видимой форме? Чтобы порадовать этим зрелищем снэйпов?.. Ах, чтобы поработить их? Но снэйпы давно уже рабы!
- Тогда зачем, Йожик?
- Чтобы наградить вас хорошим пинком под задницу. Который послужит стимулом для дальнейшего развития. Жертвоприношение – лишь образ того, что могло бы быть в идеале. Каждый шаг вперед оплачивается жертвой. Поэтому настоящая жизнь – это ракета, это факел, это жертва. У птицы два крыла, одно из них – иггва, а другое – снэйп.
- Куда летит птица, Йожик?
- Птица всегда летит в небо.
- Великий Иггва думает, что он бессмертен? – вдруг прошептала Йолия.
Я запнулся. Она наставила на меня пистолет. Одновременно с выстрелом я вспомнил, как погибла Йолия в прошлый раз.
- Нет, иггвы умирают не так, - бросил ей и шагнул наружу, навстречу ночному ветру.
Под стрельчатыми окнами самой высокой башни храма Великой богини есть площадка шириной не более метра. Не знаю, почему меня потянуло туда. Впервые я летел как иггва. Или, может, я летал так всегда, просто не помнил об этом. Я сосредоточился на своих воспоминаниях. Я перебирал наши лица, наши имена.
Черная тень спланировала и приземлилась рядом.
- Ты не тот, кого мы ждали, - голос Великой богини был безжизнен. – Несмотря на огромные энергетические траты, нам не удалось воскресить Великого Иггву. Эльнур уже никогда не вернется.
- Ты так считаешь, Ийя? – я назвал ее настоящим именем. Она помолчала, потом упрямо продолжила голосом судебного исполнителя:
- Ты лишь наполовину иггва. Возможно, это случилось из-за вмешательства посредников.
- Ты говоришь о брукешах?
- Это вы, снэйпы, так их называете. Посредники могли остановить процесс вытеснения низшего сознания. Так что, из двух существ получился один недоумок.
- Правильнее было бы назвать их не посредниками, а дирижерами, не так ли, Ийя? Исполнители – мы, каждый со своим инструментом, в форме ли иггвы, турийа или снэйпа. Но кто же тот, кто получает наслаждение от музыки?.. Великий Тот в виде полой деревяшки, как думает крашеная скрипка?. Это не я, это ты перепутала ноты, Ийя, и вообразила себя эфирным хищником, паразитирующем на снэйпах, - краем глаза я следил, как движутся ее нервные тонкие пальцы.
- Я тебя ненавижу! – выдохнула она, молниеносно разворачивая ко мне ладонь. Крохотный голубоватый кристалл, зафиксированный между большим и указательным пальцами, - это излюбленное оружие иггв. На доли секунды опередив ее, я отклонился от смертоносного луча и камнем рухнул вниз. Я падал, кувыркаясь, как мешок, на ее глазах, пока угроза треснуться о землю не стала слишком очевидной. Тогда я уцепился за восходящий поток воздуха. Я слил свое сознание с ветром, я слил свое тело с телом ветра. Это не так просто, как путешествовать, комфортно устроив себя на диване.
Ийя перегнулась через перила, вглядываясь в темноту. Потом сорвалась и полетела большими кругами вниз, туда, где я должен был, предположительно, упасть. Я выключил все мысли, что могли бы сделать меня непохожим на любой другой ветер. Тем не менее, она обнаружила, что я провел ее за нос. Сова, ночной охотник, упала обугленным комочком, оказавшись на пути луча. Занялись ближайшие к храму деревья. Меня охватила веселая ярость. Я поднялся выше. Открыл свое сознание для духов всех ветров. Они откликнулись. Земля лежала под нами, тихая и распластанная. Мы объединили сознания. Я стал пространством, воздухом, водой.
Шквалы ветра обрушились на храм Великой богини. Удары луча лишь распаляли мое бешенство. Я почувствовал, что могу направлять молнии. Я узнал радость разрушения. Вот рухнул с металлическим грохотом шпиль. Сорвало лепные украшения с фасада главной башни. Мельком я заметил живое существо на земле среди обломков. Ийя.
Где-то завыла сирена. Со стороны города приближалась вереница машин. Мощные удары молний сделали свое дело: правое крыло храма занялось огнем. Что-то во мне знало, что если я не верну себе прежнюю форму сейчас, то останусь среди духов стихий надолго, возможно, навсегда. С огромным сожалением я разорвал связь с ветрами.
Я кружил над учиненным разгромом, лениво взмахивая темными крыльями иггвы. Теперь у меня было время подумать. Так всегда: горячка жизни, горячка смерти, и негде припарковаться, заглушить мотор, чтобы побыть в тишине.
В одном из воплощений Ийя была мне сестрой. Двое детей, мы так же дрались и ненавидели друг друга, пока не утонули, перевернув на середине реки отцовскую лодку. В другой раз мы были несчастными влюбленными, и жили среди людей, а не снэйпов. Ийя была почти единственным существом, которое я любил, несмотря ни на что.
Возвращаясь на Землю, каждый из нас получил одинаковое задание: узнать друг друга в самых разных обличьях, самых уродливых масках. Собрать свою группу, эту семипалую сильную руку, и быть готовыми к новой миссии, на новой планете. Одноименные заряды отталкиваются, вот почему столько раз наши встречи превращались в бойню.
Из подъехавшей головной машины высыпали снэйпы. Я заметил среди них Йолию. Приземлился и придал себе вид задумчивого Йожика, который собирается побродить среди руин. Возможно, Ийя нуждается в помощи. Я как будто забыл напрочь, что Ийя вооружена и ненавидит меня.
Несколько событий случилось сразу: я поймал яростный взгляд Ийи; выкрикивая какие-то слова, навстречу мне бросилась Йолия; луч, направленный в меня, пронзил ее насквозь. Она вспыхнула и упала, обуглившись, совсем как та ночная птица.
Я подбежал к ней, хотя знал, что ничего уже нельзя сделать. Я поднялся во весь свой рост. В эту минуту любви и отчаяния я, наверно, перестал контролировать свой облик: ближайшие ко мне снэйпы падали ничком. Воздух задрожал от множества серых крыльев. «Великий Иггва», - зашелестело кругом. Я приблизился к Ийе. Моя рука сжала ее ладонь с погасшим кристаллом.
- Помнишь легенду об Ийе и Эльнуре? – прошептал, обняв ее за плечи. – Это были мы с тобой. Я любил тебя всегда, сестричка.
В ее глазах вспыхнуло все сразу: недоверие, изумление, узнавание и страх.
Потому что иггву можно убить только любовью. Ее тело обмякло в моих руках, затем стало невесомым и, вспыхнув на миг, исчезло, возвращаясь к своей первоначальной основе. Надеюсь, когда пройдет состояние оглушенности смертью, Ийя вспомнит обо мне с благодарностью: я пробудил ее от сна.
А я, иггва, должен идти дальше, вперед, всматриваясь в лица и маски, отрицая очевидность рода и облика, до того дня, пока не найду всех своих оставшихся братьев. Семь огней, семь начал, семь кумар, - так называла нас новорожденная Земля.

25.01.09.

 
Dreamtown » Беседка » Творчество » Иггва (типа повесть о летунах)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

 

Сайт управляется системой uCoz